Самый страшный возраст для мужчин - страница 4

стр.

– Ах да, совсем забыл! Снаряжения я оставляю себе, как моральная компенсация! – А вот теперь можно стукнуть дверью и уйти с честью и достоинством, как это было в различных пафосных фильмах, что он собственно и сделал.

Когда Александр выходил с коробкой в которой были оставшейся его вещи по дороге к выходу он увидел свою напарницу Лию, ей было около тридцати, она была красивая подкаченная мадам, волосы, которые были цвета выгоревшей пшеницы, из-за постоянного нахождения на солнце. Стоявшая в коротком платье, которое еще больше подчеркивало ее накаченные ноги, и мило беседовавши с новым руководителем группы, которому было чуть больше двадцати пяти и был он похож на Микки Рурга в глубокой молодости, был выше на две головы Александра и отзывался на имя Даниэль.

– Ах так значит, уже подружились, – начал в претензионной форме приставать к Лие.

– А в чем дело? – отозвался новый руководитель.

Лия уже знала, что Александра ее постоянного напарника с которым она уже многое прошла, понизили в должности, но она никак не могла подумать, что он вовсе из-за своей гордости уйдет с работы.

– А ты куда с коробкой и почему ты в снаряжении и не переоделся?

– Лия, девочка моя, я все покидаю вас и эти проклятые стены и ухожу, доверяя жизни людей человеку, у которого петрушка застряла между зубов,– перед этим новый руководитель обедал картофелем, с той самой петрушкой которая, как подметил Александр, застряла у него между зубов. Когда он нахально лыбился, чтобы унизить Александра, сам же себя и опустил ниже дозволенного. – Хоть бы сказала ему, или ты как и меня предать хочешь, рановато что- то!

– Как это ты уходишь? В смысле? Никого я не предавала!

– Вот так вот, желаю успехов, и чаще зубы чистить. Адьос! Можете мне ничего не говорить на прощание, не хочу слышать этот мусор! Махнул рукой Александр и прошел мимо них, сегодня это был его любимый жест.

– Подожди, задержала его Лия, схватив за рукав, ты вот так вот не можешь уйти, ты проработал здесь больше десяти лет, это твоя жизнь!

– Моя семья- моя жизнь, а это мой заработок, и не смей меня трогать, поняла! Уйди!

С таким негативным настроем были покинуты стены и люди с которыми он провел треть своей жизни.

Он сел в свою машину, кинул коробку на заднее сидение и единственное, чего ему сейчас было нужно это коньяк и нежные, бархатистые руки его Аглаи, сегодня воскресенье, она должна быть дома, подумал он, заводя машину.

После двадцатой попытки у Аглаи, как всегда ничего не получилось приготовить, и она просто сделала бутербродов, заварила чай и заказа еду на дом, потому что видимо готовка это совсем не ее, и когда выкидывала очередной сгоревший блин, ворвался бешенный Александр и откинул коробку с вещами через всю квартиру с прихожей до самой гостиной. Все мелкие детали его принадлежностей разлетелись и создали сильный гул, которой напугал и без того испуганную Аглаю, которая видела своего верзилу мужа в таком бешеном состоянии.

– Собаки! Просто псы! Вот как так,– поворачивается к Аглаи. – Вот скажи за что, почему, почему люди стареют и становятся некому не нужным материалом, вот почему? – Идет в гостиную, садится на диван и хватается за голову, глаза в поисках своего дорого коньяка.

– Может, объяснишь, что это было, подошла и села рядом Аглая.

– А что ничего не понятно, вот мне, например все ясно, почему тебе не ясно я не понимаю,– сделав опять свой любимый жест.

– Мне только понятно, что сегодня в доме убираешься ты, потому что в твоей коробке были какие то гайки и они разлетелись по всей квартире, что случилось?

– Меня уволили, – тяжелый вздох.

– Как это уволили? – Неистовое удивление, образовалось на бархатистом лице Аглаи.

– А разве у слова «уволили» есть еще какой смысл? Ладно, пнули пинком, рассчитали без выходного пособия, сказали «отдыхай»!

– Так подожди, они не могли тебя вот просто так уволить, это противозаконно, чтобы это произошло, что ты перечислил, должна быть веская причина.

– Я старый, вот тебе причина!

– Тебе скоро тридцать пять, а шестьдесят, что за бред?

Тут Александр подскочил и начал вещать свою речь униженного спортсмена.