Самый темный соблазн - страница 14

стр.

Она недовольно надула эти полные губки, но все же сказала:

– Сожги тело той души, которую ты хочешь увидеть, и сохрани прах. Кстати об этом, я тебе когда-нибудь рассказывала, как однажды сохранила прах…

Она все продолжала и продолжала жужжать о том, что она сделала, потом о себе, о своей жизни, и Парис перестал слушать ее, потому что в его мыслях сформировалась внезапная надежда. Он уже сжег тело Сиенны и сохранил ее прах. В то время, он не понимал, почему он так поступил – он знал только, что не может расстаться с ней окончательно. И с тех пор он секретно хранил небольшой флакон с ее прахом в своем кармане.

Должно быть, он каким-то образом подозревал, что тот еще может понадобиться.

Когда Виола, наконец, замолчала, он спросил:

– Должно быть что-то большее, нежели сохраненный прах, что позволит увидеть душу, – определенно должно быть что-то еще. Несколько недель назад Сиенна сбежала от Крона, выследила Париса, но он ее не видел.

Он бы никогда не узнал о ее появлении, если бы не Уильям-Неисправимая-Вертихвостка, еще один из тех, кто может общаться с мертвыми. Именно он случайно упомянул о мертвой девушке у его ног. Конечно, Крон быстро выследил ее и отправил обратно в заточение.

Деяние, за которое царь титанов поплатится.

– Конечно есть. Смешай прах с амброзией и сделай татуировку вокруг своих глаз, – сказала Виола. – Ты увидишь ее, я обещаю. Если ты хочешь прикасаться к ней, то сделай тату на кончики своих пальцев. Если хочешь услышать ее, то за ушами, бла бла бла. Я помню время, когда я…

И снова повелитель отключился от словоблудия богини. Это он мог... Сделает. У большинства людей необходимость нанесения себе татуировки прахом мертвого человека вызвала бы отвращение, но Парис совершил бы и худшее.

– Смогу ли я ощутить ее запах? Вкусить ее? – встрял он в монолог Виолы.

– Только если ты сделаешь татуировку внутри носа, на губах и на кончике языка. Как-то, в Тартаре, я…

– Подожди.

"Хватит! Я не хочу ее, – внезапно простонал Разврат. – Найди кого-нибудь другого".

Так, так. Впервые они достигли взаимопонимания.

– Есть ли еще что-нибудь, что я должен знать? Что-нибудь важное, чего мне стоит опасаться...

– Парис.

Знакомый голос окликнул его из-за спины. Парис резко обернулся, почувствовав тошноту и тяжесть в желудке. Когда бы Люциен ни наведывался к нему, дурные вести шли за ним по пятам.

– Что случилось?

Глава 4

Люциен, хранитель демона Смерти, высокий и сильный, мощное присутствие которого ощущалось даже сквозь дымку тумана, окружающую его. Как и Виола, он мог перемещаться из одного места в другое силой мысли. Копна его темных спутанных волос торчала в разные стороны. Глаза – один голубой, другой карий – светились беспокойством. Его покрытые шрамами щеки были в грязи, а на мятой рубашке и брюках зияли прорехи.

– Так как я говорил тебе не приходить за мной, пока я не напишу тебе СМС, я так понимаю, что ты не должен быть здесь, – по привычке, Парис спрятал клинки. – Тебе лучше начать говорить.

– Сперва избавься от нее, – Люциен пристально посмотрел в сторону Виолы.

"Она" резко выпрямилась.

– О нет. Он этого не сделает. Я не из тех красоток, которых мужчины каждый раз отшвыр... эй, подожди! Ты же мужчина Аньи! – Она перестала возмущаться, и радостно помахала воину рукой. – Привет! Я Виола. Впрочем, будто ты сам еще не догадался. Слава о моей репутации летит впереди меня, и я уверена, что Анья бесчисленное количество, раз упоминала обо мне.

Она знает Анью, младшую богиню Анархии? Женщину, у которой больше яиц, чем у большинства мужиков, потому что она отрезала их у парней и хранила их в качестве сувениров, у тех парней, которые были достаточно глупы, чтобы встать у нее на пути. Ну, конечно же, она знает Анью. Хоть они и в "малой" лиге, но были словно большая заноза в заднице.

– Нет, она никогда... – начал было Люциен, нахмурив темные брови.

– Не перестает говорить о тебе, – торопливо закончил Парис, пока его друг не оскорбил эту эгоистку. Он провел ладонью по шее, будто лезвием, универсальный знак "прекрати это или умрешь".

– Да, – бросив на друга хмурый взгляд, солгал Люциен. – Она без умолку говорит о тебе.