Санаторий - страница 18

стр.

– Каким газом? – сморгнул Сам.

– Откуда я знаю, каким. Который пускали.

Сам посмотрел на Иону как будто с глубоким сожалением.

– Как далеко оторвался ты от реальности, дружок, – покачал он головой. – Санаторий, газ, убитый Козлобород… Непоправимо далеко. Жаль.

– Пожалел волк кобылу…

– Кофею хочешь?

– С метемпсихозолом? – усмехнулся Иона.

– Нет, с коньяком, – не уловил Сам. Потом резко поднял голову, уставился на Иону вопросительно: – Как ты сказал?

– Угадал, да?

– Метемпсихозолом? Ты это вычитал где или сам придумал?

Иона пожал плечами. Он начал уставать от дурацкого разговора, вдобавок снова распалялся желудок, которому давно пора было поесть и принять таблетку.

И тут Сам произнёс тихо и неторопливо, нараспев:

И смотрят жадно из тьмы и мрака,
как две луны, два пустые зрака,
и чьи-то руки в озябшем сердце
ключ повернут и откроют дверцу.
За этой дверцей я прячу душу —
в одну восьмую всемирной суши,
в одну двадцатую океана —
неизлечимую мою рану.
И эти руки души коснутся…
Эх, тут бы взять бы мне и проснуться!
Но снова, снова ползу на брюхе
туда, где склепы – пусты и глухи.

– Ты тоже их знаешь?! – опешил Иона. – Откуда? И знаешь, что́ в конце?

– В конце? – Сам воззрился на Иону, задумчиво шевеля губами. – В каком конце, дружок? Нету у безумия начала, нету у безумия конца. А вот ты задумайся лучше, откуда я эту белиберду знаю.

– Что ты с нами сделаешь? – спросил Иона.

– С кем – с вами? – дёрнул головой Сам.

– Со мной, с Ездрой. Вот только Кундри тебе уже не достать, Сам – тут тебе облом выходит.

– О господи… – покачал головой Сам. – А они-то тут при чём? Ты их породил, ты их и убьёшь. И Кундри – тоже.

– Не понял, – мотнул головой Иона.

– А что тут непонятного, – пожал плечами Сам. – Нет никакого Кундри и Ездры никакой нет. Где они? – Сам шутовски стал озираться по сторонам, заглянул под стол. – Алло, Кундри, Ездра, а ну вылезайте! Вылезайте, сволочи такие, из головы бедного Ионушки!

– Скот, – небрежно бросил Иона. – Ездру оставили там, внизу, на первом этаже. А Кундри – тю-тю! – добавил он с нескрываемым злорадством.

Сам с выражением скуки на лице подпёр голову руками, посидел молча, задумчиво разглядывая Иону.

– Устал я от вас, психи, – произнёс он с неизбывной печалью. – Как вы мне все надоели! Ну не ту я специализацию выбрал, не ту, да. И что, должен теперь мучиться до скончания века? Ведь говорил мне батюшка: не ходи, Володя, в психиатры, не надо, иди в ортопеды, продолжай династию. Не послушал. Возомнил себя чёрт знает кем, Ганнушкиным, Крепелиным, Бехтеревым…

Он нажал кнопку в столе. Дверь открылась, явился главврач и два те же охранника.

14

Иона с Ездрой сидели в тиши и тьме кладовой, приспособленной под камеру временного содержания.

– Когда я его видел, он был другой, – сказал Ездра после того как Иона описал ему свою аудиенцию.

– Видел? Его же никто и никогда…

– Видел, видел, – хитро улыбнулся Ездра. – Единождый раз, лет пятнадцать тому, ещё до всяких, это, санаториев. Он уже тогда в карательной психиатрии трудился в поте лица своего. Вот и говорю, это, другой он был, не такой, как ты расписал. Ну, да оно и понятно: моложе он тогда был лет на пятнадцать. Бороды, это, не носил, точно помню. Стареет, ирод кочерыжечный, хиреет на непростой государевой службе.

– Почему – государевой? Это же не учреждение.

– Ещё как учреждение, – звонким шёпотом возразил Ездра. – Для консервации и постепенного уничтожения неугодных. Мы тут все, это, неугодные, понимаешь? – прошептал Ездра.

– Кому? – не понял Иона.

– Режиму, кому же ещё, – усмехнулся Ездра. – Нас тут гнобят по-тихому. Уничтожают, это, психически, а если повезёт, так и физически. Держат на всякой дряни – наркота, нейролептики, психотропы, или что там ещё у них в науках открыто.

– Я с режимом вообще никак… никогда, – недоумённо поднял брови Иона.

– Это тебе так сейчас кажется, здесь, в изменённой реальности. Глюки бывают у тебя?

– Глюки?

– Ну, там, минные поля, к примеру, виселицы, диковинные города, ещё что-нибудь, не знаю.

– Война… – вздрогнул Иона. – Война вспоминается. Только я не помню, был я на самом деле на войне или не был. Иногда помнится, что был. В плену был. А иногда понимаю умом, что не был я ни на какой войне, какой там к собакам плен. Я же бомжом был. Из трамвая.