Санитар мегаполиса - страница 6
– Дина, знаешь, а Ника ведь права! Тебе не нужен дурак незаботливый,– подошла Лиса.
– Спасибо вам.
Звонок в дверь. Явился Дима.
– А мы уже все без тебя сделали! – сказала Лиса.
– Гад, ты что же, прокосить решил?!
– Еле сбежал от этой дуры! Кошмар. Дайте воды. И таблетку от головной боли. Две!
– Она познакомила тебя со своими родителями?
– Да, Лиса, да!
– Что в этом плохого?
– То, что она и ее родители идиоты! Сейчас… выпью таблетку и все расскажу.
Дима запихнулся двумя таблетками, залился водой и бухнулся на диван. Минуты две он ползал по нему, хватался за голову. Вскоре немного успокоился и начал рассказ:
– Встретиться договорились в кафе. Хорошее кафе… было до этой встречи. Пришла быстро. Не опоздала. Спрашиваю:
– Что заказывать будешь?
Она так пожеманничала, поломалась, глазки десять раз позакатывала.
– Дим, твои глазки? Позакатывала в асфальт? Если десять раз, то ты герой. Столько продержаться! – перебила рассказ я.
– Нет, Ник! Свои глазки. Мастер иронии наш! Где ты видела асфальт в кафе?
– Идиотище, это было единственное логическое объяснение того, что ты от нее сбежал!
– А вот и не единственное! Да, я – санитар мегаполиса. Да, от этого не деться никуда! Как мерзко и гадко оправдывать свое прозвище… Слушайте дальше:
Поломалась, поломалась… Говорит:
– Я буду Кироженное со сгущенкой, корзинку со сливочным крЭмом. Ну, и бутылку коньяка.
– Лиса, это твоя знакомая? Тоже буквы в словах путает! – смеясь, сказала Дина.
Дима продолжил:
– Меня, конечно, немного смутил заказ, но мне Таня все равно казалась не совсем… того. Подумал: сложно найти девушку, которая не пьет, а с моим-то счастьем – вообще нереально. Пьянство – ее недостаток, меня тянет на бракованных всяких. Все сходится: я – санитар, она – по адресу, мой клиент. Судьба. Себе заказал пирожное и какао. Нам это все принесли. Таня сразу же схватилась за бутылку. Выпила моментально половину. Начала со мной заигрывать:
– Мы так спартанно с тобой познакомились. У-ух! Я даже не ожидала.
Для тех, кто не понял: спартанно – это спонтанно.
– Я тоже не ожидал, что ты пьешь.
– ЗаЧик, я не пью, а выпиваю. Шоб настроение хорошее было.
Разговаривая, Таня запихивала свои пальцы в мое пирожное, а потом облизывала их. Скажу вам честно, зрелище отвратное! Но она, видать, думала, что это сексуально.
– Тань, хочешь, я закажу тебе еще одно пирожное?
– Зачем три Кироженных на одну бутылку коньяка? Два – это Вже много на бутылку. К тому же они вредны для фигуры.
– Хорошо. Тогда отдай, пожалуйста, мне мое.
– Тю! Бери.
Я откусил кусочек пирожного и почувствовал, как что-то сильно хрустнуло во рту. Выплюнул все в салфетку. И увидел, что это был Танин накладной ноготь. Боже! Мне стало так противно… Фу-у-у! Я хотел это все дело запить какао, но увидел в своей чашке плавающие Танины накладные ресницы. Черт! Это капец! Дальше я просто уже сидел и молчал. Ждал, пока Таня допьет коньяк. И дождался все же. Она сказала:
– Пойдем Вже?!
– Куда? Тебе нужно в туалет? Ну, иди в «Ж».
– Ты че? Я говорю, что пойдем Вже ко мне домой.
Я решил ее проводить. Как ни странно, от целой бутылки коньяка она не сильно опьянела. Наверное, у нее нехилый опыт в этом деле.
Я проводил ее до дверей квартиры. Думал, все мои страдания уже закончились. Сейчас я пойду домой и больше никогда ей не позвоню. Но не тут-то было. Она меня резко впихнула в квартиру и заорала:
– Мамуль, папуль! Идите знакомиться с моим женихом!
В этот момент я чуть не обделался. У меня подкосились ноги, закружилась голова, подкатывала тошнота. Я думал: «Боже! Помилуй меня! Не продолжай эту пытку!» Мои чувства в эти секунды можно было бы сравнить с чувствами таракана, у которого все «входы в его маленький домик, в его крохотную обитель под полом» были засыпаны ядом. И он стоит смотрит, куда же ему пойти, а кажется ему, что он мечется по квартире, по углам. Танина входная дверь была белой. И казалась она мне водопадом тараканьего яда. Господи, я почувствовал, как плохо быть тараканом! А еще хуже быть мной, Димой, потому что таракан хотел войти в дом, а я выйти хочу! У меня ситуация хуже, плачевней, чем у таракана. Мои шизофренические мысли прервал Танин отец: