Санкт-Петербургская быль - страница 10
– Тьфу! – сплюнул в сердцах градоначальник. – Поди выспись! Все, в общем, мирно было, знаю, так и доложу государю. Сейчас мне к нему ехать, так поди скажи, чтоб закладывали. И смотри! – Генерал пригрозил Курнееву здоровенным кулаком. – Я тебе дам «видел»! Боголюбову тому всыпал двадцать пять розог, а тебе сто дам! Ступай, ступай!
Курнеев ушел от генерала весь в жаркой испарине.
Глава вторая.
Драма в «предварилке»
1
Время пришло рассказать, что же произошло с Боголюбовым? Кто он был? Почему так задела общество его злосчастная судьба?
Сохранились довольно правдивые описания событий, приведших к трагедии.
И прежде всего сошлемся на свидетельство человека, сыгравшего большую роль в нашей были. Человек этот – Анатолий Федорович Кони, личность незаурядная.
Мы не станем здесь вдаваться в детали, характеризующие эту личность. Многое станет само собою ясно из его же записей. Отметим лишь, что события, с которых он начинает свой рассказ, происходили еще за год до похорон Некрасова, а именно в декабре 1876 года. И еще одно следует мимоходом упомянуть: в ту пору Анатолий Федорович занимал видную должность в петербургском чиновном мире. Он исполнял обязанности вице-директора одного из департаментов министерства юстиции, а министром был граф фон Пален.
В записях Кони говорится:
«Шестого декабря 1876 года, прилегши отдохнуть перед обедом у себя в кабинете, в доме министерства юстиции, на Малой Садовой, я был вскоре разбужен горько-удушливым запахом дыма и величайшей суматохой, поднявшейся по всему огромному генерал-губернаторскому дому. Оказалось, что в канцелярии от неизвестной причины (день был воскресный) загорелись шкафы, и пламя проникло в верхний этаж…»
Примчали пожарные и быстро сбили огонь. Но этим тревоги дня не кончились.
По случаю дня «зимнего Николы» в Казанском соборе, раскинувшемся двумя полукружиями колонн в глубине Невского проспекта, шло молебствие. Человек широкообразованный и далеко не набожный, Анатолий Федорович, однако, собирался быть на этом молебствии, да увлекся новой очередной книжкой «Отечественных записок» и остался дома.
Чин и положение солидного чиновника обязывали Анатолия Федоровича иногда показываться в церкви, хотя бы для виду. Но, разрезав с утра только что доставленный почтой номер журнала, самого содержательного и интересного из всех, какие выходили в столице, Анатолий Федорович уже не смог оторваться от чтения. А когда кончил читать, уже было поздно ехать в собор.
Вернемся, однако, к событиям в доме министерства юстиции.
«Еще не утихли беготня и беспорядок в моих комнатах и на прилегающих лестницах, еще у меня в кухне старались привести в чувство захлебнувшегося дымом пожарного, как Пален прислал за мною, прося прибыть немедленно. Я застал у него в кабинете: Трепова, прокурора палаты Фукса, товарища прокурора Поскочина и товарища министра Фриша. Последний оживленно рассказывал, что, проходя час назад по Невскому, он был свидетелем демонстрации у Казанского собора, произведенной группой молодежи „нигилистического пошиба“, которая была прекращена вмешательством полиции, принявшейся бить демонстрирующих. Ввиду несомненной важности такого факта в столице, среди бела дня, он поспешил в министерство и застал там пожар и Трепова, подтвердившего, что кучка молодых людей бесчинствовала и носила на руках какого-то мальчика, который помахивал знаменем с надписью: „Земля и воля“. При этом Трепов рассказал, что все они арестованы, – один сопротивлявшийся был связан, – и некоторые, вероятно, были вооружены, так как на земле был найден револьвер».
Высокопоставленные чиновники, собравшиеся в кабинете министра юстиции графа Палена, хмуры и взволнованны. Сидят за круглым столом. Присутствующих немного, стол не мал, а тесновато: почти все – дородны, упитанны, с животами. Дороден и сам министр – граф Пален, но как лицо, самое сановное среди других, он может свободно двигать локтями, ему отведено побольше места. Подан чай, но никто не прикасается к своим стаканам.
Пожар этот… Не поджог ли кто?
И очень волнует всех событие у Казанского собора. Демонстрация! Шутка ли! Там, по донесениям, и рабочие были, и студенты, и разные другие смутьяны – около двухсот человек, а то и больше. Там и красным знаменем размахивали, и антиправительственные речи произносили. После происшедшего в 1825 году выступления декабристов на Сенатской площади ничего похожего еще не было.