Санкт-Петербургские вечера - страница 29
— можно ли выразиться точнее и тоньше! Поистине, господа, должно сознаться, что эти «дикари» или «варвары», придумавшие некогда подобные слова, вовсе не были лишены вкуса и ума.
А что сказать об удивительных аналогиях, которые обнаруживаются в языках, до такой степени разделенных временем и пространством, что ни о каком непосредственном соприкосновении между ними не может быть и речи? В одном из рукописных томов, которые лежат перед вами на столе, я мог бы показать многочисленные страницы, испещренные моими пометами, — я назвал их «Параллелизмы в языках греческом и французском». Знаю, что в этом меня опередил великий ученый Анри Этьенн, но книга его никогда мне не встречалась. Между тем это так увлекательно — самому составлять подобные сборники, отыскивая примеры по ходу чтения. Заметьте: я веду речь не о банальном внешнем сходстве слов, попросту заимствованных вследствие языковых контактов и связей, — нет, я разумею внутреннее соответствие выражаемых словами идей, доказанное наличием смысловых синонимов, совершенно различных по форме, а это исключает всякое заимствование.>29 Укажу вам лишь на одно весьма замечательное явление: когда требовалось передать идеи, прямое выражение которых каким-то образом оскорбляло деликатный вкус, французы часто находили те самые обороты, которые некогда применялись также и греками для того, чтобы сгладить простодушную грубость речи.>30 И это должно казаться чем-то необыкновенным, ибо в данном случае мы действовали
самостоятельно, ничего не испрашивая у наших обычных посредников, латинян. Подобные примеры наводят нас на след той силы, которая руководит образованием языков, и дают понять, сколь ничтожны все нынешние умствования. В каждом языке повторяются духовные процессы, имевшие место в эпоху его возникновения, и чем древнее язык, тем они ощутимее. И вам не найти исключений из правила, на котором я так настаивал: чем далее мы восходим ко временам невежества и варварства, ставшим свидетелями рождения языков, тем более обнаруживаем смысла и глубины в образовании слов — по мере же приближения к эпохе цивилизации и науки дар этот постепенно угасает. Гомер за тысячу лет до новой эры сумел выразить в одном зримом и благозвучном слове следующую мысль: «Шумные приветственные возгласы были их ответом на услышанное».>48> Читая этого поэта, слышишь порою, как потрескивает вокруг первобытный творческий огонь, «дающий жизни жизнь»,“ или чувствуешь, как и тебя омывает роса, льющаяся на поэтическое ложе бессмертных из его чарующих стихов.>1,1 Он умеет разлить вокруг человеческого уха божественный голос, и его отзвуки раздаются и после того, как божество умолкает.>,v Он может изобразить Андромаху, представив ее в то мгновение, когда супруг, трепещущий от нежности и смеющийся сквозь слезы, видит ее в последний раз.>49>
Так откуда же явился этот язык, рожденный, подобно Афине? Язык, первое же произведение которого есть шедевр, повергающий в отчаяние подражателей? И ведь никому еще не удалось доказать, что он когда-либо бормотал и запинался. Или мы станем бессмысленно восклицать по примеру новейших мудрецов: «Сколько же столетий потребовалось для создания такого языка!» — И правда, много столетий, — если он действительно возник так, как они себе воображают. От присяги Людовика Немецкого в 842 году>3|(75) до Корнелевского «Лжеца» и «Лжецов» Паскаля>(76) протекло восемь веков — следовательно, по правилу пропорции можно заключить, что на образование языка греческого понадобилось добрые две тысячи лет. Но ведь Гомер жил в варварском веке, а стоит лишь немного выйти за пределы его эпохи, как мы оказываемся и вовсе посреди бродячих пеласгов и видим лишь самые первые начатки общественной жизни. Так куда же нам пристроить все эти столетия, необходимые для образования столь изумительного языка? И если в вопросе о происхождении языков, как и во множестве других, наш век не нашел истину, то лишь потому, что смертельно боялся ее найти. Отдельные языки имели свое начало, речь — никогда, тем более не возникла она вместе с человеком. Одно по необходимости предшествовало другому, ибо речь возможна лишь через слово. Всякий отдельный язык рождается, подобно живому существу, через мгновенный взрыв и последующее развитие,