Санта–Барбара III. Книга 2 - страница 17
Когда дверь за Сантаной захлопнулась, Кастильо с такой ненавистью посмотрел на окружного прокурора, что тот не выдержал и опустил глаза.
— Я думаю, что пришло время для серьезного разговора, — тяжело дыша, сказал Круз.
Тиммонс с нарочитым безразличием пожал плечами.
— О чем разговаривать?
Круз почувствовал, как начинает выходить из себя.
— Сантана созналась во всем, — едва сдерживая себя, сказал он.
Когда Тиммонс повернулся к нему лицом, Круз увидел улыбку.
— Да? — скептически спросил Тиммонс. Сокрушительный удар в челюсть, который нанес своему противнику Кастильо, сбил Тиммонса с ног.
Окружной прокурор рухнул на пол как подкошенный. Растерянно улыбаясь, он потрогал челюсть, убеждаясь в том, что зубы на месте.
— Теперь, надеюсь, ты откажешься от нее? — сквозь зубы процедил Круз.
Тиммонс едва слышно произнес:
— Похоже, да.
Кастильо тяжело дышал.
— Наверное, флирт с чужими женами — это неплохое развлечение. Но Сантана уже приняла решение. Ваш роман закончен.
Тиммонс пытался сохранить хорошую мину при плохой игре.
— Кастильо, я согласен со своим поражением, — униженно улыбаясь, сказал он.
— Прекрасно! Значит, мы договорились, — сказал Круз.
Тряхнув головой и окончательно придя в себя, Тиммонс поднялся с пола.
— Возможно, но нам иногда придется работать вместе, — сказал Тиммонс.
Круз покачал головой.
— Но только в крайнем случае.
Примирительным тоном окружной прокурор сказал:
— Инспектор, я выделю специально для расследования этого дела людей из своей службы. Они найдут водителя, который виновен в наезде на Иден.
Круз не намеревался продолжать дальше этот разговор.
— Спасибо, — односложно сказал он и повернулся, чтобы уйти.
Но в этот момент окружной прокурор поспешно спросил:
— А ты уже нашел какие‑нибудь зацепки? Есть результаты?
Круз задержался.
— Очевидно, свидетелей не было… — неохотно сказал он. — Я рассчитываю на показания Иден и на результаты дополнительного, более подробного, осмотра места происшествия.
Тиммонс снова потрогал себя за челюсть.
— Подобные дела раскрываются довольно редко, — глухо сказал он.
Кастильо гордо поднял голову.
— Я рассчитываю на положительные результаты.
Из реанимационного отделения вышла медсестра, которая обратилась к Крузу:
— Мисс Кэпвелл пришла в сознание. Вы уже можете пройти к ней.
— Спасибо, — ответил Круз.
С этими словами Кастильо направился к двери.
Тиммонс последовал было за ним, однако Круз так многозначительно посмотрел на него, что окружной прокурор застыл на месте с идиотской улыбкой на устах.
Они поняли друг друга без слов.
Круз отправился в палату Иден в одиночестве.
Окружной прокурор, оставшись в приемном покое отделения реанимации, злобно пнул ногой некстати подвернувшийся стул.
В тот же час, в клинике доктора Роулингса, Келли Кэпвелл Перкинс укладывалась в свою постель.
Медсестра миссис Гейнор вошла в палату со стаканом в одной руке и маленьким блюдечком, на котором лежали две пилюли, в другой.
Она подошла к Келли, которая уже лежала под одеялом, и протянула ей таблетки вместе с водой.
Келли положила пилюли в рот и запила их.
— Ну, вот и хорошо, — сказала сестра Гейнор. — Это поможет тебе заснуть. Таблетки всегда помогают.
Келли, не скрывая своего отвращения к лекарствам, отвернулась.
— Я ненавижу снотворное!.. — тихо сказала она. — Мне уже надоело повторять об этом доктору Роулингсу каждый раз.
Миссис Гейнор нахмурилась.
— Никогда не спорь с врачом. Он лучше знает тебя. Если хочешь побыстрее выйти отсюда, слушайся его указаний во всем.
Направляясь к двери, она сказала:
— Спокойной ночи, Келли.
Когда за медсестрой закрылась дверь, Келли тут же выплюнула таблетки, которые она прятала за щекой, в ладонь. Этому ее научил Перл. Он всегда говорил о том, что лекарства, которые прописывает доктор Роулингс, предназначены лишь для того, чтобы сделать пациента покорным и никогда не рассуждающим животным.
С тех пор, как она последовала советам Перла и перестала принимать прописанные ей доктором Роулингсом пилюли, ее состояние резко улучшилось. Келли прекрасно почувствовала это, и теперь ее нельзя было заставить пить таблетки даже под угрозой остаться в клинике до конца своих дней.