Сапфировое сердце - страница 10

— В детстве у демонов плохо развита сила. Я не знал, какими они вырастут, и будет ли их пламя подходящим для Артемии, — ответил Азазель.

Веран понимающе кивнул. В связях демонов было множество нюансов:

— Да, если бы твоя дочь была ведьмой и истинной половиной, тогда все было бы куда проще. Но демоница — совсем другое дело… — в его глазах появилась странная тоска, но никто не обратил на это внимание.

Тогда Ярослав сомневался в том, что у Артемии может раскрыться дар, но стоило ему услышать ее пение на их первой студенческой вечеринке, и он осознал, как ошибался. Они все увидели то, чего не видели окружающие: сапфировый отблеск демонического пламени в человеческих глазах Артемии. Он становился ярче, черный зрачок сужался в вертикальную полосу, черты женского лица заострялись. Дар был в ней и пробуждался, лишь когда Артемия пела. Узнав об этом, Азазель не возликовал, а впал в тяжелые размышления. Его дочь не прошла инициацию, но враг мог появиться в любой момент. Тогда-то он и приказал демонам не отходить от Арти ни на шаг, следить за всеми ее передвижениями и связями. Но никто не мог уберечь девушку от измен других парней.

— Артемия… — прошептал Ярослав во мраке комнаты. — Почему я не узнал о тебе раньше?

[1]В древнерусском искусстве и легендах райская птица с головой девы. Считается, что Сирин представляет собой славянский образ греческих сирен.

Женя внес Артемию в спальню и уложил на кровать.

«Не стоит этот простолюдин твоих душевных страданий», — думал он, расшнуровывая кеды на ее ногах. Артемия спала крепким сном, ее грудь медленно вздымалась, Женя слышал мирный стук сердца.

Подтянув покрывало, он заботливо укрыл девушку, осторожно убрал челку с ее лба и очертил губы кончиками пальцев. Арти нахмурилась и перевернулась на бок.

Ярослав уехал к себе на квартиру собирать вещи, а Женя остался с подругой, устроившись на кухне с Клаусом и смотря по телевизору баскетбольный матч.

Через два часа Арти проснулась — он услышал, как она заворочалась в своей кровати, тяжело вздохнула и поплелась принимать душ.

В кухню она вошла в пижаме с единорогами и выглядела такой забавной, что Женя с трудом удержался от желания заключить ее в объятья.

— Есть не хочешь? — спросил он, поглаживая Клауса. Кот довольно урчал, выгнувшись на спине и подставив брюхо для ласки.

— Пожалуй, нет, только чай с лимоном и сахаром, — пробурчала она и нажала на кнопку чайника. — Почему ты не уехал к себе? — она села у него под боком и прижала коленки к груди. Женя обнял ее за плечо широкой горячей ладонью. От прикосновения друга Арти стало тепло и уютно.

— На всякий случай. Вдруг ты проснешься и сдуру решишь позвонить тому проходимцу.

Арти усмехнулась:

— Вот уж нет…

— Так… ты решила? Полетишь с Яром в Инсбрук?

Девушка покачала головой:

— Не знаю… у него ведь там мамочка, которая ищет для него подходящую пассию, а тут я заявлюсь. Не самая привлекательная из меня невеста.

«Кому как», — но Женя предпочел промолчать.

— Тогда… может поедем ко мне, на Селигер?

Арти заглянула ему в глаза и поджала губы:

— Хм, отличная идея, но… все-таки сначала в Австрию, — «Потом может и к тете Грете. Она не будет против — сама меня звала перед окончанием сессии».

Позже вернулся Ярослав, и они поехали в Икею за долгожданными шторами.

В магазине у Артемии сразу поднялось настроение. И как всегда бывает в подобных местах, друзья накупили кучу вещей не по списку: очередной липкий ролик от кошачьей шерсти, щетку для мытья посуды, коробку бокалов, хотя для чего — неизвестно. Махровый плед на балкон к Артемии, туда же пару упаковок со свечами и подсвечники. И с большим бумажным пакетом девушка вернулась домой, собирать вещи и готовиться к поездке.

Клаус крутился рядом с открытым чемоданом, обнюхивал его, пока не разлегся внутри.

«Когда мама была жива, мы каждое лето летали на море. То в Грецию, то в Италию или Испанию. А потом… отец ушел в работу, а я погрузилась в мрачную музыку. Если бы не тетя, возможно, я бы стала проблемным подростком, но Грета не давала мне скучать, даже предлагала остаться у нее насовсем, перебраться жить в Венгрию. Но отец не захотел…», —