Сапфировый перстень - страница 22

Вспомнив об оплошности, едва не стоившей ему жизни, он даже зажмурился и скрипнул зубами, досадуя на себя.

— Я еще поквитаюсь с этим шелудивым ослом. — Конан налил себе кружку молодого вина и одним глотком осушил ее. — Клянусь Кромом, этот проклятый шакал еще пожалеет, что появился на свет!

— Конечно, — согласился Нинус. Он видел варвара в деле и ни секунды не сомневался в том, что свою угрозу этот молодой, ловкий и сильный боец выполнит, как только представится малейшая возможность. — Думаю, что это для тебя будет даже не дело, а так — легкий пустячок. Я видел, как ты работаешь мечом. Таких мастеров у нас нет; может быть, только если бритунские наемники, да и то… — с сомнением покачал он головой. — Однако у меня к тебе другое предложение.

Нинус занимался более тонким ремеслом, нежели шайка Фархида или множество им подобных. Братец Денияры промышлял по богатым домам в квартале у Восточных врат, освобождая купцов и вельмож от лишних, по его мнению, золотых монет и драгоценностей, коими были переполнены их сундуки. Вор он был отчаянный и наглый, пробирался в тайники даже в то время, когда хозяева были дома. Как правило, ему все сходило с рук, не считая двух-трех раз, но тогда выручали быстрые ноги, воровское счастье и снисходительность богов. Тот случай, когда Конан спас его, навел Нинуса на мысль о сообщнике, который, в случае чего, мог отбиться от преследователей. Вдвоем с таким, как этот головорез, можно было бы проворачивать дела гораздо успешнее.

Конана не пришлось уговаривать долго. Да и Денияра не удерживала его: бесполезно привязывать орла, расправившего крылья.

— Ты будешь навещать меня хотя бы изредка? — Слезы навернулись на глаза женщины, она понимала, что расстается с ним, может быть, навсегда, потому что жизнь вора не может быть предсказуемой и размеренной: сегодня он здесь, а завтра приходится быть совсем в другом месте; новые люди, новые женщины — ничего постоянного… Тем более Конан еще так молод!

— Все во власти Митры, — ответил киммериец, чувствуя, как дрожит прильнувшее к нему тело, — я всегда буду помнить о тебе! — На мгновение в нем вспыхнуло желание, но он подавил его в себе: негоже мужчине быть привязанным к женской юбке; настоящий мужчина — а Конан считал себя таковым — должен действовать.

Позади остались слезы Денияры и причитания ее верных служанок, мужчины вышли на улицу и, обсуждая на ходу план своих будущих действий, не спеша направились вдоль берега Большого канала. Воздух в утренние часы был упоителен своей свежестью, до дневной жары было еще далеко. Киммериец давно не ощущал такого приподнятого и радостного настроения, как в этот миг, и даже расставание с прекрасной женщиной не могло омрачить его духа.

Конан уже почти целую луну, с того самого момента, как получил нож в спину, не был в городе и не видел никого, кроме четырех женщин. Сытная и сладкая жизнь в гостеприимном доме, объятия прелестной хозяйки… но не могло же так продолжаться вечно! Да и потом, не может же мужчина навсегда оставаться со всеми теми женщинами, с которыми его сводит судьба! Хвала Митре, будут и другие, но Денияру он, конечно же, не забудет…

— Посмотри на тот берег, — прервал его мысли Нинус. — Видишь дом из розового камня?

Дом, на который указал воришка, принадлежал известному во всем городе землевладельцу Ахунду. Его поместья, раскинувшиеся в степи недалеко от Шадизара, приносили громадные доходы. Тысячи рабов возделывали хлопок, ухаживали за фруктовыми плантациями, пасли тысячные стада овец. А второго такого гуляки и выпивохи в городе, наверное, больше не было! Почти каждый день в его саду звучала музыка, кружились в знойном танце полунагие танцовщицы, веселились гости.

О его сказочных сокровищах много рассказывали в Шадизаре. Иногда он, в порыве бахвальства, снимал с пояса связку ключей, с которой не расставался никогда, открывал кованые двери в сокровищницу и показывал наиболее доверенным из собутыльников диковинные камни со всего света: мерцавшие синеватым блеском сапфиры из Вендии, офирские изумруды, аметисты из Карпашских гор, своим оттенком напоминавшие цветы вереска, — да мало ли там было других сокровищ!