Сапоги императора - страница 26
— Ой, не хитри! Я не я, лошадь не моя, и я не извозчик?.. А если бы меня не было, тогда как?
— Тогда бы я перевез гречиху на гумно и там высушил...
— Вот и сделаем по-твоему. Запрягай Гнедка, да станем гречихой воз навивать!
И мы в тот день привезли на гумно большой воз немолоченой гречихи. Большими охапками разложили ее на крыше сенницы, на козлах, на стогу сена. Отцу было тяжело, он ойкал от боли, но работу не бросал:
— Пусть теперь сохнет, а потом, по морозцу, мы ее — под цепы и обмолотим!
К дому мы подъехали в сумерки. Мать помогла нам отпрячь Гнедка, а за ужином сказала:
— Беженцев-то в барское именье отослали. Ох, наши богачи и ворчали! Помещице, мол, рабочие нужны, а нам разве нет? Староста только руками разводил: «Так велено уездным начальством, а я супротивничать не в силах».
Отец слушал-слушал и передернул плечами:
— Провалиться бы им, богачам-то нашим! Как собаки друг на друга рычат...
Я спросил:
— Мам, а меня в школу не звали?
— То-то, что звали! Опять убогий Ванюха приходил: сказал, кто завтра на уроках не будет, того больше в школу не пустят.
Отец проворчал:
— Теперь могли бы с неделю подождать: хлеб же с поля убираем!
* * *
Все-таки утром отец послал меня в школу. И первым в этот утро занимался с нами священник. Мы опять слушали молитву, а Ванька Корабельщиков, как бродячий монах, уныло тянул:
Богородица дева, радуйся!
Чему богородица должна была радоваться, ни Ванька, ни кто-нибудь другой в классе не знали. Мы только крестили лбы и шмыгали простуженными носами. Священник делал вид, что на нас не глядит, но все время вертел линейкой...
После молитвы он воздел руки к портрету императора:
— Дети, это портрет его императорского величества Николая Александровича Романова. Богопомазанный император ведет войну против немецкого кайзера Вильгельма... Так попросим же всемилостивейшего творца неба и земли, чтобы он помог нашему любимому государю победить черную рать еретика Вильгельма. На колени, дети, и молитесь!
Мы с шумом опустились на колени и начали креститься и стукать лбами о пол: стук! стук! стук!..
Федька Егранов кланялся и то ли мне, то ли только себе бормотал:
— Водкой пахнет! Это от батюшки...
Наконец священник скомандовал:
— Встать! Теперь, дети, давайте споем гимн в честь его величества божественного императора России...
И, взмахнув широченным рукавом рясы, он запел:
Бо-же, ца-ря хра-ни!
Ученики гимна не знали и потому молчали. Маленький, худенький Андрейка Щицин спросил меня:
— Мишка, а чем бог нашего императора мазал?
Я один раз слышал от отца, что царей перед тем, как их посадить на трон, мажут маслом, которое называется миром. Но сказать такое Андрейке я побоялся: разговоришься, а священник заметит — и тогда опять в угол на колени! Поэтому я коротко ответил:
— Бог мазал императора кислой сметаной...
— А почему сметаной, да еще кислой?
— Так император-то был тухлым и пухлым: бог его сметаной помазал, а кошки вылизали и вылечили...
Священник заметил наш разговор и прикрикнул на меня:
— Суетнов, опять просишься на колени? Не разговаривать!
И он обратился ко всему классу:
— Пойте со мной! На-ча-ли!
Боже, царя храни!
По классу гулял водочный запах. Ученики, особенно девчонки, брезгливо морщились и вразнобой, кто во что горазд, прокричали три слова гимна. Священник опять остался недовольным:
— Да вы что? Слов гимна не знаете? Вас родители не научили? А ну, Щицин, скажи слова гимна!
Андрейка как-то сник:
— Я, батюшка, эту гимну первый раз услыхал!
У священника глаза сузились:
— Не знаешь? Марш в угол!
Размазывая шапчонкой слезы, Андрейка поплелся в угол. Священник посмотрел на меня.
— Суетнов, продекламируй слова гимна!
Гимн я знал слабо и, боясь напутать, тоже закрыл лицо шапчонкой и захныкал:
— Не знаю...
— Тоже не знаешь? А учителя тебя грамотеем зовут. В угол!
Я встал рядом с Андрейкой и только хотел ему шепнуть что-то, как священник даже взревел:
— Э-т-о что за разговор? Вон из класса! Вон!
Мы схватили свои зипунишки и выскочили из школы, да скорее к тесовому сарайчику с тремя дверями. На одной из них кто-то нарисовал тележное колесо, и мы упрятались за этой дверью. Андрейка повеселел.