Саундер ждёт хозяина - страница 10
— Сегодня солнца нет и земля не оттает, — сказал мальчик сам себе.
Отец, когда выходил утром на крыльцо, всегда разговаривал с ветром и небом, а иногда и с солнцем, особенно если оно поднималось из-за далёкого леса подобно огромному огненному шару. «Греет замёрзшие косточки», — говорил в таких случаях он. А если отец собирался на охоту, то предупреждал луну, висевшую над холмами: «Не свети слишком ярко — распугаешь всех зверей». Рядом с ним сидел на задних лапах Саундер и тоже вёл с луной на собачьем языке такой разговор, от которого леденеет кровь.
Сегодня маме от людей достанется, думал мальчик. Скажет ли она им, что ветчина валялась на полу? Если скажет, то они просто выбросят ветчину своим собакам. А могут и вовсе от неё отказаться, и тогда она принесёт её домой. Но свиную колбасу они наверняка заберут, потому что она завёрнута в чистую белую бумагу, и совсем свежая, ещё не жареная. Они могут вытолкать мать за дверь, посадить в повозку и тоже увезти далеко-далеко. Она рассыплет все орехи и уже не сможет продать их, чтобы купить взамен солёной свинины и картофеля.
Мальчик надеялся, что солнце всё же выглянет. Тогда замёрзшая земля оттает, и ему будет легче копать могилу для Саундера — если удастся найти его тело. Может быть, никто не увидит его с мотыгой и лопатой, когда он пойдёт через поле к большому дубу, чтобы похоронить Саундера. А то его спросят, что он собирается делать. Если кто-нибудь будет проходить мимо, когда он начнёт копать могилу, то придётся спрятаться за живой изгородью. Иначе всю семью могут прогнать из этих мест, узнав, чем он занимается.
Ему хотелось заплакать, но он сдержался. Слезы только ещё больше расстраивают. Его руки будут заняты инструментом или телом Саундера. И если потечёт из носа, получится ужасно неприятно, потому что он не сможет даже высвободить руку, чтобы вытереть его.
Он принёс домой охапку дров и развёл огонь.
— Не открывайте дверцу у плиты! — предупредил он малышей. — Мне нужно ещё ненадолго выйти.
Он подошёл к кровати и вынул из-под подушки ухо, которое решил похоронить вместе с телом Саундера. Потом понюхал подушку — от неё пахло чистотой и свежестью. Он положил ухо в карман, чтобы малыши не приставали с расспросами, и расправил подушку. Ему было приятно, что мать стирала для него простыню и наволочку каждую неделю, как и для людей, которые живут в больших домах со шторами на окнах. Два раза в год мать стирала множество штор. Все бельевые верёвки были увешаны ими. Шторы были тонкие и лёгкие, кружевные и мягкие. К ним ещё приятнее прислониться лицом, чем к чистым простыням, которые висят по понедельникам. Когда лёгкий ветерок шевелит шторы, они становятся похожими на морскую пену. Мальчик никогда не видел морской пены, а знал о ней только со слов матери, которая рассказывала, что на море вода колышется мелкой рябью, как шторы на ветерке, а гребни волн покрыты белой пеной, нежной, как кружева.
Мальчику никогда не доводилось смотреть из окна, завешенного шторами. Когда он проходил мимо домов с зашторенными окнами, он всегда вспоминал, что сквозь шторы видно всё. И ему казалось, что из этих домов через шторы на него уставилось множество глаз. Он искоса поглядывал на такие окна. И страх не покидал его, пока он проходил мимо. То ли дело хижины — там из окон выглядывали обычные лица и чужие глаза не прятались за шторами.
Мальчик решил, что теперь может уйти из дома. Дрова уже почти прогорели, и опасности не было. К тому же какое-то время он будет поблизости, потому что вытащить тело Саундера из-под хижины нелегко. Малыши начнут приставать к нему и задавать бесчисленные вопросы, вроде: «Почему Саундер умер?», «А он останется мёртвым?» — и тому подобное, а отвечать ему бы не хотелось.
— Пока я буду на улице, не зовите меня. Я скоро вернусь, — сказал он самому младшему, который смотрел в окно, едва доставая подбородком до подоконника.
«Да и зачем мне торопиться? — подумал мальчик. — В моем распоряжении весь день, сейчас ещё совсем рано».
Он тоже стал смотреть в окно. Не обращаясь прямо ни к кому из малышей, он сказал: