Савойская терция - страница 7
И вскочив в седло горячего жеребца, Рамон де Кардона умчался.
Вот так вот распорядилась Судьба, что простой падре, стал командиром терции Диего Кастильского.
В растерянности он стоял перед строем, а выжидающие, пытливые глаза солдат, буравили, обжигали его.
Надо было с чего-то начинать…
На выручку ему пришёл сержант Гарсиа.
– Р-р-р-азойдись!
И строй терции очень быстро рассыпался, когда получив столь долгожданную команду, измученные битвой и долгим отступлением солдаты, кинулись каждый по своим делам. В основном, к палаткам шлюх и маркитанов.
А слуги и рабы, под суровыми окриками подгонявших их Гарсии, уже разбивали палатку для нового командира.
Когда всё было готово, Гарсиа склонился в шутливом поклоне.
– Прошу, – жестом руки он приглашал Альваро проследовать в его новое жилище.
Палатка командира была значительно больше, чем маленькая палатка капеллана с громоздким алтарём походной церкви. Было здесь и больше роскоши – стены были задрапированы коврами и гобеленами, стояла огромная кровать, с не набитым соломой тюфяком, как у простых солдат, а с мягкой периной. Стояли сундуки с одеждой, неряшливой грудой валялись прочные доспехи и богато украшенное оружие.
– Конечно, некоторую часть этого барахла, мы отошлём родным капитана Праскуадо, мир его праху, а остальное, всё ваше, маэстро-дель-кампо Альваро де Сандо.
Резануло слух Альваро, обращение к нему Гарсии, как действительно к командиру терции. Куда так сразу делась его шутливость и фамильярность, буйный и строптивый нрав? Неужели, кончилась их дружба? Ведь сейчас перед Альваро, стоял не давний друг, а вышколенный и дисциплинированный солдат. Подчинённый, перед начальником.
И от этого, меж ними пробежала ощутимая трещина.
Неловкое молчание нарушили слуги, внесшие большой серебряный поднос с едой.
– Простите господин, за столь скудную пищу, – склонился в низком поклоне один из слуг. – Все обозы с припасами достались французам, а здесь, в окрестностях Чезены и Форли, всё уже давно опустошено и разорено.
Чувствуя непонятно откуда возникшую вину, словно это он сам выбился в командиры, буквально за один день став по положению намного выше Гарсии, Альваро попытался нормализовать их отношения.
– Ладно, пустое. Давай Гарсиа, садись со мной, вместе поедим.
Но сержант продолжал стоять прямо, как столб, немного отводя глаза в сторону от своего командира.
Всё рухнуло! Гарсиа оставался глух к его попыткам – в его кровь старого солдата, давно уже впиталось чинопочитание. Преклонение перед старшими по званию.
– Садись! Это приказ! – неожиданно откуда-то взявшимся командирским голосом, крикнул Альваро, слишком поздно поняв, какую ошибку он совершил.
Гарсиа поспешно сел, но к еде не притронулся.
Плохое начало… Альваро осознавал это, не зная что делать и как поступить.
– Гм… ладно Гарсиа, мы знакомы с тобой давно, ещё с Мелильи, и мне нужен сейчас лейтенант. Как ты на это смотришь, чтобы занять эту должность?
Взгляд сержанта немного потеплел.
– Никак нет! Не могу! – он снова вскочил.
– Сядь! Почему?
– Я был лейтенантом, но был разжалован.
– За что?
– За пьянку! Ну и там была ещё история с женщиной…
– Понятно.
– Но я могу порекомендовать вам Марконтино Фуэнтеса. Он хороший солдат, и достаточно молод.
Тонкий намёк, от никогда не соблюдающего этикет Гарсии, на то, что молодому командиру терции, будет более комфортно рядом с таким же молодым лейтенантом. Это был жест старой дружбы, и Альваро, кивком головы поблагодарил сержанта.
– А до того как стать солдатом, Фуэнтес учился в университете Саламанки, потом в Болонье и Риме. Он отлично знает тактику, и особенно ма-те-ма-ти-ку, – едва по слогам выговорил Гарсиа это трудное слово. – А это маэстро-дель-кампо, согласитесь, немаловажно для построения терции!
– Согласен.
– Ещё есть один подходящий… Фабрицио Ла Рида, но он слишком горяч. Чуть что, сразу хватается за меч, и уже убил на поединках более десятка противников.
– Отлично! Значит, он и меня научит, правильно держать меч!
А потом Альваро вернулся с небес на землю. Ну какой из него маэстро-дель-кампо? Какой из него командир? Он священник! Простой священник! А если папа Юлий не согласиться, и не позволит ему вернуться в мир? О, Господи! Командирство, тяжким бременем, тяжелее, чем носимые им вериги, всей своей мощью рухнуло ему на плечи.