Савва Сторожевский - страница 26

стр.

Кто такие исихасты и откуда взялись их идеи? Мы не станем уходить глубоко в суть этого понятия и не претендуем на его обстоятельное осмысление в данном повествовании. Однако в общих чертах, чтобы понять некоторые мотивы поступков или исторических решений, связанных с именем Саввы Сторожевского, нам поговорить об этом следует.

Начнем с того, что в переводе с греческого языка слово «исихазм» означает «безмолвие», «уединение», «покой». Уже сами эти понятия не требуют пояснений или расшифровки. Они ведь близки представлениям любого человека о монашестве и его традициях. Естественным кажется то, что, уединившись и погрузившись в размышления и молитвы, монах может достигнуть какого-то духовного развития. Но так это кажется теперь. А в период Средневековья подобные «устоявшиеся понятия» еще не владели «массами».

Было много споров среди людей Церкви, причем во многих странах, связанных с методикой или опытом духовной жизни — как, что и почему надо делать, чтобы достичь внутреннего совершенства. Да и вообще — какое оно, это совершенство и что является признаками к его приближению.

Исихазм не спеша развивался как новое направление с XI столетия еще в Византии. Но в настоящее учение превратился только как раз в веке XIV, когда инок Савва появился в монастыре преподобного Сергия Радонежского. Идеи безмолвия быстро проникли на Русь, где пытливо искали новых путей церковного развития.

В основе учения лежала не теория, а тысячелетний опыт богоискательства, уединенного существования и, напротив — общежительства монахов Синая и Афона — признанных центров христианской культуры. На официальном Соборе в Константинополе середины XIV столетия исихазм фактически был принят как официальная доктрина православия. И до настоящего времени существует практика этого учения, которое в бытовом обиходе иногда называют «сердцем православия», а на неканоническом языке даже — «христианской йогой».

Главными создателями идей и творцами учения считаются два Григория — Синаит и Палама. Они, по сути, ввели концепцию «умного делания» в духовную жизнь монашества. Один писал о стяжании благодати, другой о Божественном Свете, в котором святые «просветятся, как солнце».

Теперь стремящиеся к совершенству в духовной жизни люди, согласно данному учению, даже и не должны были думать о познании Бога с помощью разума. Достичь подобного результата, по мнению исихастов, можно было лишь в результате глубокого личного погружения в молитву, подготовки души и тела, то есть в итоге определенным образом сформированного образа жизни. Теперь необходимо было «умно делать» свои помыслы и медитации. Внутренний мир — психический — становился главным в процессе овладения и управления миром физическим и миром физиологическим. Единственным настоящим способом общения с окружающими людьми становилось «молчание», причем не только внешнее, реальное, в виде бессловесности, но и внутреннее. Человек словно бы выходил из этого мира, из его истории, и с помощью «умного делания» приобщался к существующему над реальной историей вечному «умному миру».

Этот «выход из истории» сыграет позднее роковую роль для будущих профессиональных историков, потому что настоящие практики и знатоки исихазма, а одним из них и являлся преподобный Савва Сторожевский, даже не будут заботиться о том, чтобы оставить о себе или после себя хоть какой-то «след», повествующий о их «заслугах» или «достижениях». Молчание в душе означало и молчание в историческом пространстве.

Самым ярким проявлением приближения к совершенству являлась в понимании исихастов возможность созерцать дивный Божественный Свет, тот самый, который так поразил учеников Иисуса Христа во время Преображения на горе Фавор. Такое непосредственное прозрение истины — в воплощенном свете — становилось важнее любого знания и разумения. Вот почему в те годы стали с большим вниманием выяснять: а что же это за «Фаворский свет», откуда он возникает или может появиться и какова его сущность? Дискуссии по этому, казалось бы, частному вопросу захлестнули весь церковный и научный мир того времени. Природа Фаворского Света и божественных энергий порой оказывалась важнее обустройства монастырского быта или привычных земных проблем.