Саймон Холодное Сердце - страница 53

— Да, дело принимает скверный оборот, — вздохнул управляющий, который и сам обожал детей и стоически сносил все их шалости и проказы.

— Воистину — скверный, — подхватил, улыбаясь, Бернард. — А по мне, так милое дело — видеть этих карапузов вокруг Железного Лорда. Липнут к нему, как мухи к кувшину с медом.

— Что верно — то верно, назойливые они, как мухи, — присоединился Роджер, — облепят милорда, так что нам, бедным сквайрам, и не подступиться к нему. А у него ни в чем для них отказа нету. Я как-то нечаянно толкнул Дональда, а тот возьми, да упади, я и не думал, что так выйдет, я это сгоряча тогда, так милорд целых три дня потом не желал меня видеть. Зато уж, Малькольм за эти три дня постарался изо всех сил! — при воспоминании о прежних обидах у Роджера загорелись глаза, и он еще долго оставался насупленным.

После ужина Морис Гаунтри пришел в кабинет Саймона, чтобы отчитаться в своих делах. Саймон внимательно выслушал его и посмотрел счета. Морис говорил как-то нерешительно, словно опасаясь, что не сумеет заслужить одобрение со стороны милорда. В самом конце отчета он неуверенно взглянул на Саймона.

— Есть еще один вопрос, в котором… в котором… возможно, вы сочтете, что я… превысил свои права, — запинаясь, с трудом подыскивал слова Морис. — В ваше отсутствие я… я делал то, что мне казалось наиболее приемлемым.

Морису Гаунтри мешало говорить безотчетное беспокойство, которое он испытывал перед этим человеком, бывшим на добрых пятнадцать лет младше, чем он. Саймон пока что молчал, и Морис продолжил, слегка сутулясь и поеживаясь:

— Среди ваших стражников, сэр, я выявил троих злоумышленников, водивших дружбу с Николасом. Пока вас тут не было, они намеревались, пользуясь этим, подбить людей на мятеж, о чем я узнал от Базиля. И я… и… Они предстали перед судом, сэр, и я вашим именем изгнал из пределов ваших владений Эдвина Палмера, в котором видел главного подстрекателя. Двух других я подверг наказанию, и теперь они ведут себя тихо.

Морис опять взглянул на Саймона не очень уверенно. В глазах у Мориса легко читалась преданность, какую можно увидать в глазах собаки.

— Ты правильно сделал, — сказал Саймон. — Ты во всех делах поступал так, как поступал бы я сам, будь я здесь.

Невозмутимый голос Саймона придал Морису Гаунтри уверенности в себе. Морис выпрямился, хмурые складки на его лбу разгладились:

— Если я… если вы довольны моей службой, могу ли я сбросить тяжкий груз с души?

— Я доволен. Ничего другого я и не ожидал.

— Милорд, мне хочется только одного — заслужить ваше доверие. Могу ли я надеяться, что… когда-нибудь между мной и нами исчезнет черная память о том… что я…

Сжатая в кулак рука Саймона опустилась на стол между ними.

— Год назад я сказал тебе четыре слова, Морис Гаунтри: «Я забыл об этом».

— Но вы не сказали: «Я прощаю», — еле слышно произнес Гаунтри.

— Так я скажу это теперь. Я простил. Но зачем тебе это? Прошлое мертво.

— Милорд, я… я благодарен вам! За все, что вы сделали для меня, и за то, что позволяете моему сыну надоедать вам и так терпеливы с ним.

— Не благодари меня за то, что мне самому доставляет удовольствие, — ответил Саймон, вставая.

Морис встал вслед за ним и, когда уже подошел к двери, Саймон сказал ему как бы между прочим:

— Еще до ужина я выходил взглянуть, что да как тут вокруг, и Седрик со мной. Ему в руку вонзилась колючка, и у него сильно потекла кровь.

Увидя, что Морис обеспокоен, Саймон поспешно добавил:

— Ты думаешь, Морис, я совсем беззаботный? Я выдернул колючку, а руку Седрику перевязал. Завтра, наверное, все будет хорошо.

— Сэр, — ответил Морис, — вы столько внимания уделяете Седрику и так добры с ним! Пойду взгляну на него.

— Я старался, чтоб ему было не очень больно, и он не пролил ни слезинки, — сказал Саймон.

Через неделю Саймон поехал к Мэлвэллетам и был по-королевски принят своим отцом.

— Джеффри, — сказал Мэлвэллет-старший сыну сразу после отъезда Саймона, — мне этот юноша дорог. Очень дорог.

— И мне тоже, сэр.

— Но я никогда не буду для него больше, чем старшим другом.

В голосе Мэлвэллета слышалась горечь. Сын ничего не ответил на это отцу. Оба долго молчали. Потом сын искоса взглянул на отца и улыбнулся.