Сборник "Дети джунглей" - страница 14

"Этот Коул – крутой мужик и большой человек”.

На мне сшитый на заказ костюм, за который я выложил две сотни зеленых. На мизинце у меня перстень с белым прозрачным камнем, и плевать, что я купил его в ломбарде. Вечеринка была классная, все большие боссы присутствовали, и один из них – Мэнни Коул. Все меня боятся и уважают. Даже Джул. Возможно, Джул уважает меня больше остальных.

Обыкновенная шпана отиралась тут тоже, голодная, запавшая на мистера Уильямса, ждущая своего часа кого-нибудь пришить. Ведь именно это могло бы вывести их сюда, наверх. Мистер Уильяме представил мне сопливого нахала по имени Дэвис. Джордж Дэвис или что-то в этом роде. Сказал, что к этому парню стоит присмотреться, что он уже неплохо выполнил несколько поручений. Я внимательно рассматривал сопляка и несколько раз встречался с его столь же пристальным взглядом, и в его глазах мелькал голодный блеск.

Домой я попал не раньше пяти утра. Серый рассвет с ленивой медлительностью выползал за грань ночи.

Я стоял на кухне в своей погруженной в тишину квартире. Теперь у меня были деньги, чтобы переехать отсюда, но все как-то времени не находилось. Я отодвинул занавеску и посмотрел на крыши домов, как обычно делал в те давние времена, когда Бетти приходила навестить меня. Когда мы с ней были моложе. Когда Бетти была еще жива.

В квартире зябко. Холод проникал сквозь мою кожу, стыл в моих костях. Я отпустил занавеску, подошел к телефону и открыл блокнот. Я записывал только важные номера, еще когда сам был таким же сопляком, как Джордж Дэвис, если только этот номер принадлежал какому-нибудь парню наверху.

– Алло? – отозвался усталый голос, совсем не похожий на голос большой шишки.

– Привет, Терк, – сказал я. – Это Мэнни Коул.

– О, здравствуйте, мистер Коул! Как поживаете? Чем могу быть полезен?

Я криво ухмыльнулся.

– Терк, пришли мне девчонку. Мне одиноко, Терк.

– Девчонку? – переспросил Терк. – Ну, конечно, мистер Коул. Какую предпочитаете?

Опять “мистер Коул”. Моя кривая ухмылка превратилась в широкую улыбку.

– На твое усмотрение, Терк. Ты знаешь, какие мне нравятся.

– Конечно, мистер Коул. Будет сделано.

– Терк, случайно…

Но на другом конце линии раздался щелчок, и я понял, что он уже повесил трубку. На самом деле мне нечего было ему сказать, просто хотелось с кем-нибудь поговорить. Я медленно положил трубку на рычаг.

В квартире тихо, очень тихо. Я прошел в спальню и встал у туалетного столика, смотря на фотографию Бетти в рамочке. Я долго на нее смотрел.

Потом подошел к телефону и уселся рядом с ним, раздумывая, кому бы позвонить, чтобы поговорить. Прикурил сигарету и уставился на ее тлеющий кончик.

Я знал, с кем мне хотелось поговорить.

Я выбросил ее из головы и принялся размышлять о другом, подумал о Джордже Дэвисе, сопляке, который поедал меня глазами на вечеринке. А затем подумал обо всех этих парнях, бросавших на меня горящие взгляды, смотревших как голодные волки. Юнцы, готовые пойти на убийство, готовые на все.

Я долго о них размышлял.

Зазвонили у двери – это пришла девчонка. Я знал, что это она, и никто другой, однако мне потребовалось довольно много времени, чтобы открыть дверь. И когда я ее открыл, то правой рукой держался за сорок пятый, лежащий у меня в кармане. Я весь вспотел, но не от испуга.

Я вспотел от мысли, что мне еще тысячу раз придется открывать дверь и днем и ночью…

И однажды мне придется открыть дверь вовсе не улыбающейся девушке.

Ее личико было маленьким и пухленьким, глазки голубые, невинные и круглые, но они уже ничего не видели. Она лежала на деревянной скамейке, и одна ручка неловко подвернулась под тельце.

Пламя свечей у алтаря трепетало и отбрасывало танцующие тени на ее личико. Она была завернута в выцветшее розовое одеяльце, а на бескровном горлышке отчетливо проступали сизые синяки, свидетельствовавшие о том, что ее задушили.

Ее ротик открылся, и были видны два крошечных зубика. Третий только что начал прорезываться.

Ей было явно не больше восьми месяцев.

Церковь казалось тихой и огромной. Сквозь витражи окон пробивался утренний солнечный свет. Пылинки порхали в длинных косых лучах солнечного света, а у другого конца церковной скамьи высилась темная мрачная фигура отца Бэррона. Солнце касалось его волос ангельским поцелуем.