Сборник "Граф Монтестрюк + Приключенческие романы". Компиляция. Книги 1-5 - страница 5

стр.

— Да… вчера.

— Значит, вы уедете?

— Я ношу шпагу: мой долг повиноваться…

— Когда же?

— Завтра…

Луиза вскрикнула. Он обнял ее и прижал к себе, прошептав:

— Ах, вот он, страшный час!

— Да, страшный для меня! — сказала она, открыв лицо, залитое слезами. — Там вы забудете меня… Война, удовольствия, интриги займут у вас все время… и — кто знает? — скоро, вероятно, новая любовь…

— Ах! Как вы можете думать такое?..

— И чем же я буду для вас, если не воспоминанием, сначала, быть может, живым, потому что вы меня любите, потом отдаленным?.. Наконец оно неизбежно исчезнет… Не отрицайте этого! Разве вы уверены в том, что когда-нибудь вернетесь сюда? Как далеко от Парижа наша провинция и как счастливы те, кто живет возле Компьеня или Фонтенбло! Они могут видеться с теми, кого любят… Простая хижина там, в лесу, была бы мне милее, чем этот огромный замок, в котором я задыхаюсь.

Рыдания душили графиню. Колиньи упал к ее ногам.

— Что же вы прикажете мне делать?.. Я принадлежу вам… приказывайте… Мне остаться?..

— Вы сделали бы это для меня, скажите?

— Да, клянусь вам.

Графиня страстно поцеловала его в лоб и воскликнула:

— Если бы ты знал, как я обожаю тебя!

Потом, отстранив его, она сказала:

— Нет! Ваша честь дороже… уезжайте… но, прошу вас, не завтра… еще один день… я не думала, что страшная истина так близка… она разбила мне сердце… Дайте мне еще один день, чтобы я могла привыкнуть к мысли, что расстанусь с вами… дайте мне время осушить слезы. — И, силясь улыбнуться, она прибавила: — Я не хочу, чтобы вы в своих снах видели меня такой дурной, как сейчас! — И она опять зарыдала.

— Я сделаю все, что ты захочешь, Луиза. Завтра я приду опять и на коленях поклянусь тебе в вечной любви!

Он привлек ее к себе, и их отчаяние погасло в поцелуе.

На рассвете Колиньи стал спускаться по тонкой, едва заметной веревке к подножию замка. Графиня смотрела влажными глазами на своего дорогого возлюбленного; веревка качалась под тяжестью его тела. Скоро он спрыгнул на мягкую траву, росшую на откосе у подножия скалы; затем, сняв шляпу, опустил ее так низко, что перо коснулось травы, поклонился и побежал к чаще, где стояла его лошадь.

Когда он скрылся за деревьями, графиня упала на колени и, сложив руки, произнесла:

— Господи Боже! Сжалься надо мной!

В эту минуту граф де Монтестрюк выходил с пустыми руками из игорной залы, где лежали в углу три пустых кожаных мешка. Он спускался по винтовой лестнице, а шпоры его и шпага звенели по каменным ступеням.

Граф вошел в сарай, где его ожидали Франц и Джузеппе, лежа на соломе. Оба спали. Он кольнул Франца концом шпаги, а Франц, открыв глаза, кольнул Джузеппе концом ножа, который держал наголо в руке. Оба тут же вскочили на ноги.

Джузеппе, потягиваясь, посмотрел на графа и, не увидев у него в руках ни одного из трех мешков, сказал себе: «Мои предчувствия меня не обманули!»

— Пора ехать, — обратился к ним граф. — Выпейте на дорогу, а мне ни есть, ни пить не хочется… и потом в путь.

Франц побежал на кухню гостиницы, а итальянец засыпал еще овса лошадям.

— Значит, ничего не осталось? — спросил он, взглянув искоса на своего господина.

— Ничего, — ответил граф. — Черт знает, куда мне теперь ехать!

Франц вернулся с вином, ветчиной, хлебом и сыром и проворно разложил провизию на лавке. Граф, стоя, отломил кусок хлеба, положил на него ломоть ветчины и выпил стакан вина.

Проиграть шестьдесят тысяч ливров за каких-нибудь два часа! А чтобы достать их, он в недобрый час заложил землю, леса — все, что у него оставалось. Разорение! А у него жена и сын! Что теперь делать? Тысяча черных мыслей проносились у него в уме, как стаи воронов по осеннему небу.

Окончив скромный завтрак, Джузеппе и Франц вывели лошадей из конюшни. Прибежал слуга; граф высыпал ему в руку кошелек с серебряными монетами, среди которых блестел новенький золотой.

— Золотой хозяину, — сказал граф, — остальное тебе, и ступай теперь выпить!

Через минуту граф спускался по той самой узкой улице, по которой поднимался ночью, шепча: «Бедная Луиза!» Нужно было, однако же, на что-нибудь решиться. На что же? Пробить себе череп из пистолета? Как можно! Не подобает ни дворянину, ни христианину! Поискать счастья в чужом краю? Это годится для молодежи, которой и государи, и женщины сладко улыбаются, но бородачей так любезно не встречают! Просить места при дворе или губернаторского в провинции? Ему, в пятьдесят лет, попрошайничать, как монаху! Разве для этого отец его, граф Илья, передал ему родовой герб с черным скачущим конем на золотом поле?..