Сброшенный корсет - страница 18

— Не сейчас. Ну-ка! Давай немного надушимся! Это перебьет запах гари. И принеси, пожалуйста, мой веер. Держись прямо! Опять ты прячешь лицо, выше голову, душа моя! Расправь плечи. Грудь вперед, живот втянуть! Вот так. Ну а теперь устроим себе уютный вечерок. Мы это заслужили.

Но об уютном вечере пришлось забыть. Едва мы уселись наверху, в большом актовом зале, как начались распри — гостей оказалось больше, чем мест.

Пришлось молодежь поставить сзади у стенки. Так как я еще не оправилась от изнурительной поездки по железной дороге, для меня сделали исключение и оставили сидеть в третьем ряду возле Эрмины.

Прекрасный зал, с лепниной, большой сценой, с гобеленовым занавесом, набит битком, а люди все прибывают. Весь город устремился сюда. Такой сутолоки я еще не видывала.

Вот Юлиана спешит к нам, держа за руки двух нарядных девочек. Остановившись возле нас, она звонко представила барышень:

— Минка! Это Галла Пумб. Ее отец — знаменитый кондитер с Винерштрассе. А это Эмзи Кропф, дочь мясника с Главной площади. Вы все трое одного возраста.

Мы улыбнулись друг другу.

Галла мне сразу понравилась. У нее были блестящие каштановые косы, карие глаза и милое личико. Эмзи, блондинка с толстыми красными щеками, казалась старше нас обеих. У нее были вполне развитые формы, она носила корсет и выглядела как настоящая маленькая женщина. Симпатии она у меня не вызвала. «От нее, — подумала я, — стоит держаться подальше».

— Встаньте у стенки, — сказала Юлиана девочкам, — прямо перед средним проходом. Оттуда все прекрасно видно. А после оперы встретимся внизу в ресторане. У вас будет еще возможность подружиться, если захотите.

С трудом переводя дыхание, она села возле нас и, раскрыв веер, принялась обмахивать разгоряченное лицо.

Наконец поток гостей прекратился, и двери в зал были закрыты.

Но где же Габор? Я тихонько озиралась по сторонам. Ага! Он стоял со своими товарищами в боковом проходе. Фуражка съехала набок. Может, нарочно надел ее набекрень? Вид у него был залихватский. Он заметил меня и приветливо улыбнулся. Я густо покраснела и тотчас отвернулась.

— Кого ты там разыскиваешь? — строго сказала Эрмина.

— Никого. Просто… здесь так хорошо пахнет цветами. Я хотела узнать, откуда этот аромат.

— Ну уж не оттуда. И запомни раз и навсегда, неприлично вертеться, отыскивая кавалера.

— То, что она унюхала, — ароматизированный керосин, — вступилась за меня тетушка, — мы залили его в лампы. Очень рада, что ты заметила, душа моя.

Публика принялась аплодировать.

Фройляйн Шёнбек поднялась на сцену и, сконфуженно раскланявшись, села за празднично задрапированный рояль, который стоял слева на сцене перед закрытым занавесом.

— Браво! Браво! — кричали из зала.

Она была знаменитостью Эннса. Я хорошенько ее рассмотрела. Ведь и я могу однажды стать такой, как она. Если мне и впрямь суждено быть учительницей, то тоже придется сочинять музыку, давать концерты, принимать аплодисменты. Пожалуй, это совсем недурно.

На фройляйн Шёнбек глухое под горло платье изысканного серого цвета с небольшим кринолином. Она почти не утянута, волосы скромно зачесаны назад и собраны в узел. Никаких украшений, никаких лент, бантов, никаких гребешков, но она была миловидна, осанка безукоризненна, вид опрятный.

В зале воцарилась тишина.

Белокурый малыш в белой матроске, явно волнуясь, зажигал свечи справа и слева от пюпитра. Предвкушая первые звуки, я откинулась в кресле. И тут раздался пронзительный крик, заставивший меня вздрогнуть. С диким ревом, словно его поджаривали, мальчишка соскочил со сцены и, примчавшись к маме, которая сидела во втором ряду, уткнулся в ее колени. Что могло его так напугать?

Я изо всех сил вытягивала шею, но ничего не видела.

— Вот бестия! — послышалось где-то в первом ряду.

Все офицеры немедленно вскочили на ноги.

— Без паники, дорогие дамы! Я вас защищу! — обратился к нам уланский капитан. Выхватив из ножен длинную саблю, он властным взором окинул зал.

— Смотри, Минка, — воскликнула стоявшая на цыпочках Эрмина, — какая прелесть! Обезьянка… вон она бегает!

Я уже была на ногах. О-ля-ля! Живая обезьянка носилась по сцене, коричневая, с черной, как уголь, мордочкой, острыми ушками и длинным хвостом. Ростом с ленивца, но невероятно подвижная. Испуская громкие радостные вопли, обезьяна скакала вокруг рояля и фройляйн Шёнбек, которая застыла от страха на своей скамье.