Сброшенный корсет - страница 60

— Через четверть часа мы выходим, — напомнила Эрмина, — и ни секундой позже!

— Слышала. Не глухая.

— Ты еще не причесана.

— Знаю, — тетушка размашистым шагом направилась к двери, но обернулась еще раз. — Думаешь, я лишу себя такого удовольствия? В жизни не выбирала платья для верховой езды. Буду ждать вас внизу у портье. Ровно в девять я буду готова.

И, к нашему великому удивлению, она не опоздала ни на минуту.

Не подозревая о предстоящих нам волнениях, ровно в девять мы вышли из «Черного орла» и направились к Главной площади.

Светило солнце, на рынке царило оживление, деревянные прилавки ломились от фруктов, овощей, цветов, зелени, картошки, яиц, пышных караваев хлеба, жирных оладьев. Приветливо раскланиваясь направо и налево, мы шествовали, памятуя о девизе: «Красота не терпит спешки».

Тетушка, зашнурованная на сорок пять сантиметров, начинала задыхаться через каждые десять шагов и потому молчала как траппист[10]. Она могла либо идти, либо говорить, но не то и другое одновременно. Что не умаляло ее очарования.

Всего за пятнадцать минут она совершила чудо: надела вишневое платье для визитов, упрятала свои соломенные волосы под красную шляпу и выглядела так, словно целое утро провела перед зеркалом. Только ходила медленно, как улитка.

Зато с какой страстью она станет защищать мои интересы немного погодя! При всем своем изяществе Юлиана и впрямь была сильной женщиной (и очень упорной, как поведала мне Эрмина), она-то и спасла меня от ужасного платья. Но в тот момент я ничего еще не знала.

Путь, слава Богу, оказался не долгим.

Салон располагался наискосок от отеля. Большое заведение на первом этаже красивого старинного дома. Когда мы туда вошли, в доме горели все лампы. Хотя на улице, как я уже говорила, светило солнце.

Мне еще не доводилось бывать в модном салоне. Тем больше восхитило меня увиденное: огромный портновский стол, большие зеркала, на стенах картинки с моделями Цирмиллер. Запах тканей, керосина, лаванды и аппретуры. Но самое большое впечатление произвели на меня манекены знатных клиенток салона, каждый с именной табличкой, некоторые были просто задрапированы тканью, на других были надеты недошитые еще платья, на одном почти готовый роскошный подвенечный наряд. Я глубоко вздохнула. Какая роскошь!

Мужчин еще не было.

Зато пришла принцесса Валери со своей камеристкой Стани, крупной блондинкой из Триеста. Обе стояли спиной к нам у портновского стола, в окружении мастериц и их помощниц, раскрасневшиеся и разгоряченные.

Валери в лиловой шляпе и розовом платье с рюшами, плохо сочетавшемся с ее рыжими волосами, как раз убеждала в чем-то глубоким голосом Лилли Цирмиллер, которая, завидя нас, тотчас извинилась и поспешила нам навстречу.

— Бог в помощь, сударыни! — громко воскликнула она. Госпожа Цирмиллер оказалась высокой элегантной блондинкой в неброском серебристо-сером платье с голубой отделкой, с желтым сантиметром на шее. — Мы ждем вас с большим нетерпением. Это и есть маленькая всадница? — улыбнулась она мне с состраданием, словно только что узнала, что я перенесла оспу.

— Да, это она, — подтвердила Валери, — и, как я уже говорила, нам хотелось бы, чтобы она произвела фурор.

Она взяла у своей камеристки французский журнал, который, как мы узнали потом, был ею позаимствован в кафе Айбельхубер, широким жестом бросила его на стол:

— Вот, взгляните-ка на это!

Эрмина бросила взгляд на яркую картинку на обложке и судорожно втянула в себя воздух. Тетушка Юлиана всплеснула руками. Я же побелела, как мел. Это что, шутка?

На обложке была изображена женщина без шляпы, с очень странным горбом, который соскользнул даме под крестец, прямо на то самое место, которое неприлично называть. Эта утолщенная неприличность была задрапирована многими метрами ткани, рюшами, бантиками и лентами и выглядела как массивный нарост в красно-бело-голубых тонах… Гусыня в бальном платье, и та смотрелась бы элегантнее.

Тетушка коротко откашлялась:

— А что это у несчастной дамы… прошу прощения, пониже спины? — серьезным тоном произнесла Юлиана в наступившей напряженной тишине.