Сброшенный корсет - страница 65
— Это чересчур узко, — запротестовала Эрмина. — Моя Минка должна еще и дышать на скачках.
— Пятьдесят пять сантиметров? — спросила госпожа Цирмиллер.
— Да.
— Дорогая Лилли, — воскликнула тетушка, — делайте талию на сорок пять сантиметров.
— Так узко? Это же ваша собственная мерка, сударыня. Больше такой нет ни у кого в Эннсе.
— Кроме моей маленькой племянницы, — последовал гордый ответ. — У нее такая же фигура, как у меня. Вы не поверите, но вчера мы зашнуровали ее на сорок сантиметров. Это европейский рекорд.
— И она танцевала чардаш, — воскликнул Его Превосходительство, — но на скачках не требуется такой строгости. Я соглашусь с вами, сударыня, — он обратился к Юлиане, — сорок пять сантиметров, и ни одним сантиметром больше.
— Обязательно так узко? — удрученно промолвила Эрмина.
— Обязательно! — пробасил генерал. — Нет ничего прекраснее на всем белом свете, чем женщина с осиной талией верхом на лошади.
— Ну хорошо, — Эрмина сдалась. — Я рада и тому, что это не республиканское платье с турнюром.
— Что я слышу? — с наслаждением произнес генерал. — Вы сказали республиканское? Дамы снова политиканствуют, да? Тогда могу вас успокоить, дорогая Эрмина, Австрия никогда не будет республикой.
— Кто это сказал? — воскликнула, как я и опасалась, Валери. — Вы способны заглянуть в будущее?
И опять начался этот бесконечный спор. Генерал тоже, правда, никогда не сдавался:
— К вашему сведению, на свете есть только три республики: крохотная скучная Швейцария, где-то там полудикая Америка и сердитые французы. И поверьте мне, все они долго не продержатся.
— Это почему же? — возмутилась Валери.
— Это всего лишь эксперименты! Самая слабая изо всех государственных форм — республика. Народ без императора — все равно что туловище без головы. Никакого размаха. Ни мощи, ни великих идей…
— Но не во Франции. Там хотят еще в этом веке… Вы ни за что не отгадаете! Они хотят построить высочайшую башню в мире — в Париже.
— Выше, чем наша городская башня? — спросила госпожа Цирмиллер. — В ней шестьдесят пять метров.
— В пять раз выше. Больше трехсот метров.
— Пять городских башен? Дорогая Валери, ты уверена? Это похоже на манию величия, — Эрмина покачала головой.
— У них гениальный инженер, — уверенно продолжала Валери. — Его зовут Эйфель. Он строит не из камня, а из стали.
— Фу! Стальная башня в Париже! Это разрушит весь город.
— Он строит невероятнейшие вещи, этот Эйфель. Мосты, виадуки — такой элегантности мир еще не видал.
— Послушайте, моя дорогая, — покровительственно начал генерал, — ваш гений, этот Эйфель, как он собирается закрепить свою башню, чтобы она не опрокинулась? Трехсотметровой высоты? Тогда ему придется бурить на триста метров вглубь для фундамента. Кто это будет оплачивать? Я предвижу… из всего этого произрастет грандиозный хаос. Второе вавилонское столпотворение, если вообще что-нибудь получится… Это станет концом вашей горячо любимой республики. Иначе говоря, башня вообще не нужна. Все республики обречены на гибель. И я объясню вам, почему.
— Почему?
Зольтан фон Бороши удовлетворенно улыбнулся:
— Потому что республика не может выиграть войну.
— Да-а-а? — воскликнула Валери. — Такого еще никогда не слышала.
— Поверьте полководцу, вы, бунтарка! В вашей республике вся сила уходит вовнутрь, туда, где дерутся между собой партии. А для внешних действий, на войну сил уже не остается. Через пятьдесят лет не будет ни одной республики. Наша маленькая барышня еще застанет этот момент. Франция и Швейцария снова станут королевствами. Америка возвратится в лоно Англии. А теперь вернемся к нашим новейшим подвигам. Политика — это не для женщин. Наша золотая пташка, — он с улыбкой взглянул на меня, — ей уже скучно. Госпожа Цирмиллер, снимайте мерки. Габор, ты проводишь дам к перчаточнику. И к сапожнику — снять мерки. Нам нужны тончайшие вязаные перчатки, тридцать пар, белоснежные…
— Не кожаные? — удивилась Эрмина.
— Кожа слишком гладкая. Вожжи выскальзывают. Вязаные лучше. В них лучше чувствуешь поводья.
— Но она испортит себе руки! — с беспокойством воскликнула тетушка.
— Не испортит, если наденет три пары, одну на другую, как наша прекрасная императрица. Габор, девять пар должны быть готовы послезавтра. И если дамы не очень устанут, ты проводишь их в казарму к конюшне и представишь им нашу маленькую Аду. Барышня сама увидит, — его черные татарские глаза осветила нежность, — что лошади вовсе не чудовища, а милые четвероногие друзья, самые верные. А теперь, к величайшему сожалению, я должен покинуть вас, — и он, кряхтя, поднялся.