Счастье по завещанию. Книга 1 - страница 51

Я бережно убрала обкусанную луковичку к оставшемуся хлебу, откинулась на мягкую травку, растущую на пригорке, и стала смотреть на озеро. Интересно, а что сегодня на ужин готовила в Торнборне кухарка? Наверняка поросячьи ребрышки, щедро политые брусничным соусом и посыпанные дробленым лесным орехом. Очень уж их Роб уважает. А на кухне пахнет свежим хлебом, корицей и медом.

Представив сдобную булку с абрикосовым джемом и чашку горячего чая, я сглотнула слюну.

— Эх, что там булка, мне бы сейчас хоть тарелку похлебки, которую варят для челяди! — не заметила, как произнесла это вслух.

— Прошто попрошила бы! — произнес кто-то рядом, и я вздрогнула, вскочив на ноги.

— Кто здесь?

— Кто-кто… — издевалась надо мной пустота. — Шкакун в пальто!

И передо мной стал сгущаться туман. Совсем как тогда, в лесу, когда на нас напали разбойники. Дождя сейчас не было, поэтому струи воды не омывали призрачный шар, а вот молнии внутри него проскакивали.

— Предупреждаю… — почему-то прошептала. — В случае чего, я магию использую!

Нападать не хотелось. Все же в той стычке с разбойниками странное явление было на нашей стороне, защищало и оберегало.

— Не боищь, хожяйка! Мы шмирныи! Мухи беж прикажа не обидим! — донеслось до меня.

— А ну покажись!

— Да школько угодно! — ответило странное явление и пропало.

А на его месте появилась девушка, каких в деревнях много живет. Блуза просторная, юбка широкая, башмачки деревянные. Только странной мне показалась незнакомка. Волосы у нее такие рыжие, что аж огнем горят, а лицо белое, чистое, ни единой веснушки на нем. И глаза разные: один, словно бездна, черный, а второй — синим огнем горит, как талум чистой воды.

— Кто ты такая? — осторожно спросила я, даже не думая приближаться к девушке.

— Помештная.

— Кто?

— Про банников, домовых, леших шлыхала?

— Да, — кивнула я.

— Ну, вот. А мы чуть повыше будем — помештные. Штало быть, жа вше помештье и отвечаем.

— Имя-то у тебя есть?

— А как же. Верея я и ешть.

— Верея, значит. А много вас? — решила уточнить.

— Помештных? Раньше школько помештьев в Гаэше было, штолько и наш, а теперь одна я и ошталашь, — она грустно вздохнула.

— Понятно, — снова кивнула я, хотя ничего мне понятно не было. — Извини, а ты за какое поместье отвечаешь?

— Обещал твой отец доштойную дочь выраштить, да не ушпел, видать. Умом ты не в него удалащь, — нахамила мне девица. — Иш Торнборна я, жа тобой вот пришматриваю.

— Так Торнборн далеко позади остался.

Рыжая закатила свои невероятные глазищи и покачала головой.

— Хожяин — вщегда щердце помештья, а где шердце бьется, там и я.

— То есть ты теперь за мной везде ходить станешь? Нет, не обижайся, я очень благодарна тебе за то, что спасла в лесу меня и Милли, но…

— Не боищь, — подмигнула мне синим глазом девица. — Обужой не буду. А кое в чем подшоблю.

— Например?

Ни про каких поместных мне ни читать, ни слышать не приходилось. И отец не рассказывал, даже не упоминал. Поэтому я не знала, зачем они нужны, и какую пользу приносят.

— Ты тут жадумалашь о чем-то, — усмехнулась рыжая и вдруг достала из воздуха булку, ну точь-в-точь такую же как матушка Милисенты печет. А в другой руке у девицы появилась крынка с джемом. На глиняном бочке красовалась печать Торнборна. Такие знаки все мастера, на изделия, созданные в поместье, ставят.

— Боги! Неужто оттуда? — ахнула я.

— А как же, хожяюшка! Токмо в кладовой вще лежало! — заливисто рассмеялась моя спасительница и протянула гостинцы. — Шадищь, в ногах правды нет.

И первая уселась на мой пригорок. Злая сущность вряд ли стала бы угощать перед смертью, значит, опасаться нечего. И я примостилась рядом, усердно обдумывая как добыть джем и не испачкаться.

— На, горюшко, — улыбнулась моя поместная и опустила в крынку невесть откуда взявшуюся деревянную ложку. Да-да, с лошадиной головой на конце ручки. Именно такие любит вырезать на досуге старший конюх.

— Спасибо, — поблагодарила я, зажав между коленками крынку, разломила булку напополам и протянула один кусок девице. — Будешь?

Она хихикнула и замотала головой.

— Шама ешь, я шыта. Мы шветлыми магичешкими импульшами питаемщя, а в лешу их каждая травинка, каждый штебелек ижлучает. А вот жло мы не переношим.