Счастье под угрозой - страница 61

Когда же Роберт лег в постель, перед его глазами возник образ Майри. В пламени свечей ее кожа приобрела оттенок меда, а волосы стали похожими на расплавленное серебро. Она не стала надевать вуаль или чепец, а просто уложила заплетенные в косы волосы в пучок на затылке.

Несколько локонов выбились из прически, а один, самый непослушный, так и норовил пощекотать ей щеку. Майри то и дело заправляла его за ухо, но он вновь падал ей налицо, когда она наклонялась или качала головой.

Несколько раз Роберт порывался протянуть руку и убрать непослушный локон с лица Майри, но сдерживал свой порыв. С каждым днем ему становилось все труднее помнить о том, что она вовсе не друг, а пленница.

Роберт понимал, что, похитив Майри, он совершил огромную ошибку, потому что ни одна здравомыслящая женщина не простит мужчину, сделавшего нечто подобное. Но, похищая ее, Роберт думал лишь о поставленной задаче. Он был абсолютно уверен в том, что достигнет намеченной цели.

Теперь же самое лучшее, что он мог сделать для Майри и для себя самого, это как можно быстрее заставить Данвити подчиниться его требованиям. Только тогда вернет его дочь домой. Роберт не смел надеяться, что Майри все забудет, но, возможно, со временем...

Тут поток мыслей иссяк, ибо Роберт был уверен, что его жизненный путь окажется не настолько длинным, чтобы успеть вымолить прощение, не говоря уже о том, чтобы завоевать сердце Майри. Глупо даже допускать подобные мысли. Лучше подумать о более насущных проблемах.

Сказано – сделано. Роберт заснул, дав себе установку проснуться до начала отлива.

Когда он открыл глаза, комнату заливал лунный свет, а под окном слышался ритмичный плеск волн. Быстро одевшись, Роберт бесшумно спустился по лестнице, прошел мимо большого зала, где спали несколько слуг, и миновал кухню, освещаемую только тусклым оранжевым светом от тлеющих в очаге поленьев.

Роберт погрузил в поленья соломинку, зажег заблаговременно взятую с полки лампу и спустился на этаж ниже, в кладовую, где хранились запасы виски, эля и красного вина.

Спрятанная в углу высокая узкая дверь вела в тоннель. Роберт вытащил из железных петель штыри, прислонил их к стене и отворил дверь. Вернувшись во время затяжного отлива, воспользоваться пещерой они не смогут, поэтому Роберт не вытянул цепь засова наружу, прежде чем закрыть дверь, и торопливо спустился к причалу.

Команда уже поджидала его, удерживая галеру на зыбких волнах. Уровень воды в пещере значительно понизился, поэтому Роберт потушил фонарь, спрыгнул в галеру, и та отчалила от пристани. Судно без помех покинуло пещеру и направилось к устью залива. В свете луны Роберт видел, что у подножия скал в северной части залива из-под воды уже показалась суша.

В полнолуние и новолуние уровень воды во время приливов поднимался максимально высоко, а во время отливов падал ниже обычного. Легче всего было покинуть залив во время таких вот отливов, но только до тех пор, пока уровень воды не достиг самой низшей своей отметки. Тогда-то Роберт и пользовался выдолбленной в скале пещерой. Ожидание в открытом море, пока вода поднимется, удлиняло путешествие, но зато не придется расходовать силы и грести против течения, которое с рассветом принесет лодку в Аннан.

Приливы, случавшиеся во время полнолуния, были крайне опасными. Вода устремлялась в узкий морской залив с такой скоростью, что подчас превращалась в стену высотой в целых восемь футов. Но Роберт набрал опытных гребцов, которые прекрасно знали залив. Однако даже им придется держать сегодня ухо востро.

– Не возникло трудностей, когда вы заходили в пещеру, Джейк? – спросил Роберт у кормчего, когда они, покачиваясь на волнах, ждали нужного течения.

– Нет, сэр; проскользнули легко, точно там невода, а мед.

– Это верно, – раздался знакомый веселый голос. – Я думал, мы разобьемся о скалы, сэр, но ничего такого не случилось.

– Какого черта ты здесь делаешь, Гиб? – строго спросил Роб.

– Сама сказала, что я должен обучиться всему, чему возможно, пока живу у вас, вот я и решил, что неплохо было бы научиться управлять галерой.

– Он сказал, что вы ему разрешили, господин, – недовольно проворчал кормчий.