Счастье потерянной жизни. Т. 2: Огненное испытание - страница 5

Все трое долго, сочувственно смотрели на Павлушку, потом молча разошлись на свои занятия.

Мальчонка остался один и, механически перелистывая картинки в книге "Домби и сын", увидел там всякие сцены с оборванными беспризорниками. Еще больше его сердечко сдавило горе, Павел встал и направился к выходу.

— Ты куда? Посиди до конца, — сказала Александра Васильевна. Когда отпустили людей, достала свои карточки, выстригла талоны и отдав Павлушке, сказала:

— Приходи каждый вечер, обязательно, может, чем поможем.

— Не горюй, парень, завтра поеду к своим, где-нибудь устроят, — утешал дед Никита.

Придя через день, Павлик сразу встретился с дедушкой.

— Ну как твои дела? — выходя из-за стола спросил его дедушка Дутиков. — Я был у сына и племянника и говорил с ними насчет тебя. Они велели приехать тебе туда на рабочем поезде — куда-нибудь устроят. Так что утром садись на поезд да поезжай, захвати какие есть справки. Адрес его я вот тебе написал, — с такими словами участия обратился к Павлушке дедушка. Это его так ободрило, что он с большой радостью возвращался домой, чтобы утешить мать.

Утром рано встал сам и, горя нетерпением, пришел на станцию заранее, чтобы не опоздать на поезд. Указанный дом он нашел без труда, но не нашел мужества войти в него, поэтому сел на ступеньки крыльца, не представляя себе, как же ему увидеть дядю Костю.

На заводе за рощей послышался предварительный гудок. Один за одним люди торопливо проходили мимо мальчика, заглядывая ему в лицо. Несколько человек прошли и с того крыльца, где он сидел, но никакой дядя Костя к нему не подошел. Так прокричал и второй гудок, а Павлушка упорно сидел на своем месте до самого обеда.

После обеденного гудка такой же людской поток еще раз прошел мимо него, рассыпался на улице и исчез, расходясь по домам. Некоторых женщин он приметил даже с утра, по одежде, но и опять Павел сидел на крыльце, никому ненужный.

Давно уже урчало в опустелом желудке, и знакомое чувство голода ощущалось где-то внутри. То ли обида, то ли какое-то отчаяние стало сжимать душу, слезы очень близко подошли к глазам и готовы были брызнуть. В кармане путался двугривенный на обратную дорогу. Бездомный пес уже не раз останавливался против Павлика, сочувственно заглядывая ему в глаза. "Пойти обратно на станцию", — мелькнуло у него в голове. Он поднялся и шагнул от крыльца.

— Ты кого здесь ждешь, мальчик? — прогремел густой бас в спину Павла.

— Дядю Костю Дутикова, — обиженным тоном ответил Павел и с надеждою поглядел в лицо незнакомого мужчины.

— Я дядя Костя Дутиков, но ведь ты просидел бы здесь до утра и никакого дяди Кости на улице не нашел бы. Откуда ты и кто тебя послал?

— Я из города, а меня послал дедушка в этот дом, вот я и… — Тут Павел не знал что сказать, но понял, что он сделал что-то не так, опустил голову, ему так хотелось заплакать, но этого сделать ему не дали.

— Эх, парень, а на работу приехал, разве таким надо быть в людях-то? Ну-ка, давай сюда руку, — проговорил дядя Костя и, ухватив мальчика, потащил его по ступенькам вверх, завел на кухню и представил удивленным женщинам Павлика, не выпуская его из рук:

— Вы поглядите на него, с утреннего поезда сидит на крыльце и ждет на улице дядю Костю! А я утром и на обед прохожу мимо, да еще подумал, чей это мальчишка ждет? И только теперь догадался, наверное, тот, что отец говорил. — Нате-ка, да покормите как следует, — обратился он к женщинам, из которых одна была женою дяди Кости, а другая — матерью жены.

— Через часок я приду за ним, — распорядился он и торопливо вышел.

Павлика за это время не только успели накормить, но и расспросить о домашних. С удивлением выслушали от него стишок: "Вот ворота пред тобою, А за ними два пути!" Обложили его книжками с картинками, а бабушка успела даже полюбить его.

— Ну, герой, пошли! — с дружеской улыбкой, вскоре входя в комнату, поманил его дядя Костя.

В заводском лесочке их ожидал высокий полный мужчина: это был прораб строительства. По национальности немец, он показался ему очень строгим. А оглядев мальчика, встретил возгласом:

— Уж очень ты щупленький-то, как зовут-то тебя?