Счастье™ - страница 21

На улице было темно. Мэй возвращала заблудшего мужа в лоно семьи. Дженни – она развязывала Эдвину шнурки – подняла голову.

– Мы твои должники, – весело сказала она. – А теперь баиньки, да, милый?

– My, – ответил Эдвин. – Му-у-у.

– Не пойму, что неприятнее. – Мэй стояла на крыльце. – То, что я переспала с ее мужем или что она меня совсем не считает за соперницу. Даже на горизонте.

Таксист поджидал ее, ухмыляясь тикающему счетчику.

– Ну, – спросил он, – куда теперь?

Ночь, как и весь город, раскинулась перед ней морем огней и возможностей.

– Домой, – ответила Мэй.

– Так рано? Такой симпатичной барышне? Ладно вам – ночь только началась, жизнь – тоже.

– Нет, – ответила она. – Только не моя.

В следующие несколько дней на Эдвина снизошло странное спокойствие. Спокойствие человека, принявшего свою судьбу – будь то расстрел, смертельный укол или пустые извинения и жалкие оправдания перед деспотичным боссом. И в этом глубоком экзистенциальном спокойствии он самоуверенно скользил по бурному морю. Даже грациозно. Самоуверенность и грация – вот те качества, что Эдвин теперь стремился в себе развить.

Когда Найджел упрекнул его за пропавшую рукопись («она могла бы изменить само человечество», по его глумливому определению) и спросил, не тренирует ли автор в хождении по водам, не исцеляет ли слепых и хромых, Эдвин обернулся и достойно парировал:

– Чтоб ты сдох, мудозвон. – Вот именно так – самоуверенно и грациозно: – Чтоб ты сдох, мудозвон.

– Знаешь ведь, Эдвин, как говорится: слово – не обух… – Найджел стоял у его стола, физиономия перекошена так, что это должно означать улыбку.

– Еще какой обух. Тебя когда-нибудь били полным словарем английского языка по голове? Хочешь узнать, как это?

– Да ладно, Эдвин. Нельзя уже порадоваться, что тебе грозит распад личности?

– Schadenfreude, – сказал Эдвин. Одна из «непереводимостей» Мэй: «радость при виде человека в беде». Из немецкого (ессессно). Он повернулся к Найджелу и ласково проговорил: – Очень тебе советую взять schadenfreude и сунуть себе…

– Знаешь, в чем твоя беда, Эдвин?

Тот праведно ткнул пальцем Найджелу в грудь:

– Да. Я не играю в эти игры.

– Э-э, нет. Играешь. Только плохо. Ну скажи мне, зачем ты наобещал столько ерунды? Чем ты думал? Как в прошлом году, с тем твоим хитом. Как там его?

Эдвин отвернулся:

– Оставь меня в покое.

– «Смерть бэби-бумерам, смерть!» Так, да? «Их поколение – на пороге вымирания: морщины, седые волосы на лобке, импотенция, рак простаты. Поколение „вечно молодых“ одряхлело и вызывает жалость. Эти люди лысеют, страдают от газов, становятся жирными и дряблыми». Верно? Твоя аннотация. О чем ты думал, черт побери? Да еще назвал книгу юмористической.

– А мне она показалась забавной.

– Слушай… – Найджел наклонился к Эдвину так близко, что его галстук болтался над столом. – Что я пытался тебе внушить, когда ты состряпал эту рекламу? «"Вечно молодые" могут высказаться так сами, но это им не понравится. Они не любят, когда над ними смеются». Ты послушал меня? Ничего подобного. Послал меня на три буквы, если выражаться пристойно. На три буквы. Какой ты грубиян, Эдвин.

– Книга о бэби-бумерах покупалась бы. Ее бы продали херову кучу.

– Пойми, североамериканские бэби-бумеры ставят себя выше всех. Выше своих родителей, выше нас. И когда заходит речь об их месте в истории, они теряют чувство юмора. Мы с тобой прекрасно это знаем. Все это знают.

– Ну да. Я считал, что можно пойти против течения. Проявить твердость – для разнообразия.

Ни Найджел, ни даже Мэй не ведали, что Дуглас К. Опланд, автор «Смерти бэби-бумерам», – сам Эдвин Винсент де Вальв. Он рекламировал на планерке собственную книгу, это его рукопись мистер Мид назвал «незрелой, наивной» и еще множеством синонимов слова «молодой». И даже сейчас, когда Найджел вытирал об него ноги, книга пряталась в столе – жила, трепетала, не хотела умирать. (И кто знает, сколько подобных тайных рукописей лежат в редакторских столах, тихонько дышат, ожидая своего часа?.. Может, даже у мистера Мида одна-две таких припрятаны в укромном уголке.)

– Найджел, – сказал Эдвин, – не знаю, понял ты это или еще нет, но я тебя презираю. Меня от тебя корчит.