Счастье жить вечно - страница 13

Станция Хвойная — вблизи Ленинграда. В ее названии — аромат соснового бора. И, в самом деле, вокруг аэродрома стеной стоит лес. Крепко пахнет он в морозную мартовскую ночь.

Четверо десантников полной грудью вдыхали этот хрустально чистый, бодрящий запах. «Дуглас», приготовленный для них, стоял где-то, невидимый, на дальнем участке большого летного поля. Он напоминал о себе нетерпеливым, приглушенным рокотом моторов. Рокот становился все громче и громче. Еще десяток шагов навстречу ему, и вот уже из темноты вынырнули распростертые крылья и брюхо самолета с хвостом, почти касающимся земли. Подле него хлопотали бортмеханики. О чем-то тихо переговаривались пилоты, карманными фонариками освещая развернутые на их руках планшеты. Мимо осторожно проехал бензовоз. Каждый шаг впереди себя он ощупывал до предела прищуренными глазами — приглушенными и замаскированными фарами.

Быстро, в полном молчании, разведчики поднялись по узенькой металлической лесенке в кабину самолета, заняли там места и тотчас же приникли к круглым окошечкам. Ранцы парашютов за спиной мешали устроиться поудобнее, но на это никто не обращал внимания. Каждому хотелось видеть землю. И ту, с которой они уже попрощались (надолго ли?), свою, приветливую, надежную, где кругом друзья и нечего опасаться засады, ловушки, встречи с фашистами, выстрела из-за угла. И ту, к которой они полетят, чтобы под покровом ночи обосноваться на ней, тоже свою, родную и любимую землю, но захваченную сейчас врагом и потому на каждом шагу таящую смертельную опасность. Хотелось увидеть и огненный рубеж, разделяющий их, эти две части родной страны.

Но его миновали незаметно, на большой высоте, почти сразу же после взлета: так близко, совсем рядом был фронт. Валентин подумал об этом и вспомнил показания пленных фашистов: в штабы дивизий и полков, волчьей сворой обложивших Ленинград, самолетами, чтобы не опоздать, из глубокого тыла оккупантов для особо заслуженных офицеров уже доставлялись пропуска на трибуну парада немецких войск на Дворцовой площади.

Под бортом «Дугласа» пошли леса, леса… Изредка пробивались среди них блестящие, мерцающие точечки огоньков на железнодорожной линии. Мальцев догадался, что это и была магистраль, за которую они теперь в ответе. Ему приходилось по ней ездить между Ленинградом и Псковом.

Валентин оторвался от черного кружочка, повернулся и окинул взглядом затемненную кабину самолета.

В синеватом, призрачном свете он увидел Бориса Васильева и Нину Петрову. На откидных железных сиденьях парень и девушка устроились в хвостовой части самолета. Занятые каждый своими мыслями, напряженно смотрели в непроглядную тревожную темноту, по которой, слегка покачиваясь и вздрагивая всем корпусом, распластав руки-крылья, плыл их воздушный корабль. Валентину очень захотелось переброситься с друзьями хотя бы парой слов, сказать что-нибудь хорошее, подбодрить, развеселить. Но в самолете никто не разговаривал.

Он стал вспоминать все, что так крепко связало его с ними — товарищами, комсомольцами, ровесниками. За время, проведенное вместе в Ленинграде и Хвойной, Борис и Нина стали ему более, чем родными. Валентин, Нина и Борис делили друг с другом все: хлеб, заботы, радости, печали, опасности, надежды. Васильев и Петрова были дороги Валентину еще и тем, что, как и он сам, эти рабочие ребята долго и настойчиво добивались в военкоматах, в райкомах комсомола самых ответственных, сложных и самых рискованных боевых заданий, и больше всего опасались, чтобы возраст не явился тому помехой.

Васильев был ниже Валентина ростом, но не уступал ему в крепости телосложения, обладал хорошо развитой мускулатурой. Сильный и ловкий парень, с таким не пропадешь. «Будет отличным разведчиком», — заключил Валентин, когда познакомился с Борисом.

Совсем другое дело — Петрова. Внешне Нина абсолютно не годилась для очень трудной и опасной боевой операции, на которую они летели в зловещем мраке прифронтовой ночи: низенькая, худенькая блондинка с робким, застенчивым взглядом голубых глаз. Она еще больше выглядела девочкой, почти ребенком, оттого, что за плечами у нее вечно торчали в разные стороны смешные косички, туго стянутые по концам шелковыми ленточками. «Они и сейчас, вероятно, выбиваются из-под «ушанки», — подумал Мальцев. И сразу же забыл об этом.