Счастье жить вечно - страница 6

— Я же вам говорил, что огонь мне не страшен. Пожалуйста, буду держать сколько вашей душе угодно. Жара не чувствую. Боли — тем более.

— Фокусник! Право же, самый настоящий факир!

Они снова — и «ученики», и «учитель» — встали. Нет, это, действительно, необыкновенно, — то, что он делает! Окружили Валентина плотным кольцом, склонились над ладонью, держащей уголек, рассматривали ее, как диковинку.

— Вы, может быть, думаете, что пригорит кожа? — тем временем интриговал их «факир». — Дудки! Она у меня луженая.

Если бы они только знали, какую адскую боль он терпел! Она разбегалась от ладони по всему телу, ударяла в мозг. Хотелось закричать. Хотелось, забыв обо всем, вырвать жало, которое впивалось все глубже. Но этого делать нельзя! Нельзя отступать от плана, который он себе наметил и выполнит во что бы то ни стало! Пусть хлопают глазами и пренебрегут осторожностью. Этого ему только и нужно!

Один из парней вдруг стал принюхиваться, громко втягивая ноздрями воздух. Он толкнул локтем своего соседа:

— Чувствуешь? Горит.

— Что горит? Где?

— Мясо. Человеческое мясо на руке у факира.

Действительно, по комнате стал распространяться специфический горьковатый запах паленой кожи.

— Вот тебе и луженая рука! — радостно завопил парень, который первый обнаружил подозрительный запах. — Врет он, врет!

Все бросились к Валентину.

— Так и есть, горит!

— А я вам говорю — горит совсем не моя рука, — невозмутимо отрицал Мальцев, — пожалуйста, смотрите.

— Нет, горит рука. Ну и терпеливый, черт!

— Фокус его — брехня!

— Зачем он тут паясничает?

— Что ему от нас нужно?

— Для чего ты сюда пришел? Отвечай! Брось свои фокусы!

Молчальники вдруг заговорили все разом, горячо и исступленно. Перед лицом Мальцева замелькали кулаки.

В этот критический момент раздался громкий и настойчивый стук в дверь. Оттуда послышался твердый голос:

— Отворите немедленно! Проверка документов.

— Спокойствие! — властно предупредил «старик». — Документы у всех в полном порядке?!

И снова нельзя было определить — спрашивает он или утверждает. Прощупав «учеников» колючим взглядом, «учитель» вобрал голову в плечи и, старательно шаркая валенками, засеменил к двери.

В комнату вошли вооруженные люди. С ними был Василек. Они увидели Валентина, который, сморщившись от боли, перевязывал носовым платком обожженную ладонь.

— Что здесь произошло? — строго спросил командир наряда противовоздушной обороны.

— Ровным счетом — ничего, — залебезил перед ним хозяин квартиры. — Маленькое веселое представление: факир укрощает огонь. Документики — пожалуйста, прошу вас, товарищ. — Он распахнул бумажник, быстрым и угодливым жестом заправского официанта поднес его командиру.

Валентин шагнул к «старику», здоровой рукой отстранил протянутый бумажник. Прямо глядя в глаза врагу, произнес, уже не сдерживая волнения и ненависти:

— Документы можно пока не показывать. Успеется. Предъявите прежде всего ракетницу. Да, да, не удивляйтесь. Вас это не спасет. Не валяйте дурака! Слышите?.. Ракетницу, из которой был подан сигнал фашистским бомбовозам… Она у вас потом свалилась с подоконника. Помощники ваши неуклюжие подвели. Перестарались. Ваша и их песенка спета, подлецы!

«Учитель» стал пятиться, ударился спиной о выступ камина, взвыл, как побитая собака.

— Руки вверх! Ни с места! — скомандовал командир наряда. — Приступить к обыску!

По широкой каменной лестнице старинного мрачного дома на Фонтанке поднимались двое. Со ступени на ступень шли они медленно, тяжело, то и дело останавливались, отдыхали. Да иначе и нельзя было: мраморные ступени покрывал неровный, потемневший от времени слой льда. Прочная, давно не тронутая ледяная корка лежала и на резных, даже и сейчас красивых перилах. Но дело тут было не только в этом. Ленинградцы в ту суровую зиму выработали особую манеру ходьбы: человек делал все, чтобы сберечь каждую крупицу своей энергии, своих сил, истощенных лишениями и горестями блокады.

Стоял декабрь тысяча девятьсот сорок второго…

Далеко было тогда до штурма Берлина. Еще предстояло Советской Армии изумить мир Сталинградом и Курском. Еще суждено было нашему солдату много раз грудью закрывать фашистские доты на русских полях, содрогаться над огромными рвами, заваленными трупами советских людей. Он еще должен был беспощадно судить и карать фашистских палачей в Краснодаре, Харькове, Киеве.