Счастье - страница 7
«Учитывая эти обстоятельства, Комитет госбезопасности имеет в виду привлечь к уголовной ответственности Иванова А. М. Что касается Семанова, то представляется необходимым рассмотреть вопрос об освобождении его от должности главного редактора журнала „Человек и закон“. Решение о его уголовной ответственности будет принято в зависимости от хода следствия по делу Иванова», — писал Андропов. К уголовной ответственности Семанова так и не привлекли — на суде по делу Иванова он был свидетелем, но суд направил частное определение в Союз писателей — к Семанову предлагали принять дисциплинарные меры.
— У меня было три пути, — говорит Семанов. — Знаете, как богатырь стоит на распутье? Налево пойдешь — коня потеряешь, прямо пойдешь — голову сложишь, направо пойдешь — станешь педерастом. Я мог раскаяться, мог рвать рубаху и становиться диссидентом, а мог... Тут мне один знакомый священник помог. Он мне сказал: «Вы же добровольно вступали в эту свою партию? Значит, вы перед ней согрешили, вот и кайтесь». И когда меня на заседании парткома Союза писателей хотели исключать из партии, я сказал, что меня бес попутал. Мне эта формула очень понравилась — бес-то беспартийный, какой с него спрос.
В 1983 году у Булата Окуджавы вышел роман «Свидание с Бонапартом». Среди героев романа был крестьянин-бунтовщик по фамилии Семанов — фамилия редкая, и Сергей Николаевич уверен, что Окуджава так назвал своего героя именно в его, Семанова, честь.
— Там в конце есть такая сцена, как этот Семанов, уже безногий, раненный на войне, встречает барыню, против которой бунтовал, и говорит: «Прости меня, это бес меня попутал», — говорит Семанов. Из партии его так и не исключили, но на работу не брали пять лет — до тех пор, пока тот же писательский партком не снял с него наложенное по итогам «Дела Василия Рязанова» взыскание.
VI.
О себе Сергей Семанов говорит — «настоящий диссидент, только русский», и это, наверное, кокетство — настоящий диссидент не станет с гордостью говорить о пяти помощниках разных членов Политбюро, с которыми он водил близкую дружбу: «Система у нас была однопартийная, но многоподъездная». «Русская партия» с большим количеством сторонников в интеллигентской среде и некоторым количеством покровителей в среднем эшелоне ЦК, была очень странным элементом политического ландшафта брежневских времен — чувствовавшие себя буквально диссидентами, «русисты» за редкими исключениями занимали вполне престижные должности в писательской или журналистской номенклатуре. До «Человека и закона» Семанов работал главным редактором книжной серии «Жизнь замечательных людей» («Перевернул ЖЗЛ из еврейской стороны в русскую»), а до того — гремел в «никоновской» «Молодой гвардии» («Пытался перевести марксизм с иврита на русский»); статья Семанова «О ценностях относительных и вечных» («Теперь ясно видно, что в деле борьбы с разрушителями и нигилистами перелом произошел в середине 30-х годов. Мне кажется, что мы еще до сих пор не осознали всю значимость гигантских перемен, случившихся в ту пору. Эти перемены оказали самое благотворное влияние на развитие нашей культуры»), сильно возмутившая либеральную общественность, до сих пор упоминается в учебниках истории как один из ярких эпизодов идеологической борьбы шестидесятых да и вообще выглядит актуально даже сейчас — по крайней мере, она почти дословно совпадает с нынешним пропагандистским мейнстримом, как и донос «Василия Рязанова»: «Нанесено публичное оскорбление партии. С академической трибуны фашистский лакей (фамилию вписать. — О. К.) безнаказанно обливает грязью работника ЦК». О том, что система опять — однопартийная, но многоподъездная, — и говорить не хочется, и так понятно.
То, о чем забывают, всегда возвращается.
Непотопляемый
История ледохода «А. Микоян»
Осенью 1941 года Государственный комитет обороны СССР принял весьма своеобразное решение — перегнать с Черного моря на Север и на Дальний Восток три больших танкера («Сахалин», «Варлаам Аванесов», «Туапсе») и линейный ледокол «А. Микоян». Это объяснялось острой нехваткой тоннажа для перевозки грузов (внутренних и по ленд-лизу). На Черном море этим судам делать было нечего, а на Севере и Дальнем Востоке они были нужны до зарезу. То есть решение само по себе было бы вполне правильным, если бы не одно географическое обстоятельство.