Счастливчик Лазарев - страница 13

— Хозяин, налей водки! — потребовал из гостиной попугай Афоня. Юю оскорбленно залаяла, а попугай еще громче заскрипел, как напильник по стеклу: — Налей водки, черрр-рр-ррт побер-рр-рри!

Афоня, нахал и алкоголик, антипод общей любимицы Юю, аристократически воспитанной леди, наученной встречать гостей японскими поклонами.

«Думмм! Думмм!» — пробили в передней часы, и, словно по их команде, в коридоре зазвонил телефон.

— Пап! Ты? Очь хорошо, что ты, — тараторила, проглатывая слова, Женька. — Пап, ты маме не говори. Впрочем, скажи: я еду на охоту. В Кандыки. Гуся привезу.

— Эй-ей! Что за бред?! Какие Кандыки? Ты откуда звонишь?

— С вокзала, пап. Не сердись. Маме привет.

— Женька, ты в уме? Какая охота? Какой поезд? Возвращайся немедленно. Весной охота закрыта.

— Ну и пусть закрыта. А мне-то что? Поцелуй маму, Чио!

— Ты бессовестная шлянда: у матери день рождения, а она — на охоту. С кем ты едешь?

— Я пошлю телеграмму. С дороги. Я тебя люблю, пап. И маму.

— Никого ты не любишь. Ты лгунья. Вернешься — выпорю. Поняла?

— Конечно, поняла, пап. Обязательно выпорешь. Всего! Целую.

Целует! Любит! Авантюристка! Уехала с летчиком, с ним она была все время. Утром Димов подходил к летчику, поговорили. Приятный молодой человек, лицо умное, открытое. За Женьку можно не беспокоиться, но какова сорви-голова! Поехала на охоту!

…Услышав слово «охота», жена упала на стул и тут же, в передней, расплакалась. Второй раз в день своего рождения…

Дальние околки неспешно проплывали мимо, словно далекие острова, а ближние — толпа осин и березок по колена в истаивающих сугробах — быстро проносились за окном, ослепляя мельканием теней. Степь нежилась, дремала под невысоким, в облаках-барашках небом. Облака разбежались над степью от края и до края, тени их лежали там — на черной парящей пахоте, тут — на желтой щетине стерни. Еще издали засверкает широко разлившаяся лыва талой воды — целое море ослепительной голубизны. И на ней тоже темнеет круглая тень облака. И опять околки, сизые дали, вдруг из-под насыпи таинственно глянет из ресниц прошлогоднего камыша темное, почти черное озерко.

Степь навевала на Женьку радостную тоску, умиротворение, что не мешало ей за обе щеки уплетать холодную буфетную курицу, купленную Артемом. Женьке нравилась молчаливая неназойливость ее спутника: сидя напротив, Артем глядел в окно, на его скуластом лице остановилась тихая улыбка, видимо и его околдовала степь.

Сам бог послал Женьке это путешествие неведомо куда, неизвестно зачем. На охоту! У нее было такое ощущение, будто она выпуталась из сети и радостно летит куда-то, как вон те черные легкие птицы, беззаботно кувыркающиеся в воздухе.

А получилось все нечаянно, из-за Верки, которая весь день крутилась возле Артема, помогая ему сажать деревья. Девочка вдруг поглядела на небо, сказала:

— Артем Ильич, журавли летят. Треугольником.

Артем воткнул лопату, долго провожал черных на фоне белоснежного облака птиц.

— Это, Верочка, не журавли, а гуси. Большая станица, голов тридцать.

И стал рассказывать, что гуси на перелетах летят не треугольниками, а клином, с вожаком в острие клина. Этим они отличаются от журавлей, которые всегда выстраиваются длинной цепочкой, вереницей, причем ведущие время от времени меняются, потому что переднему лететь всех труднее. Хорошо, приятно рассказывал о птицах Артем, говоря, все время улыбался и, глядя в небо, провожал глазами истаивающих в синей безбрежности гусей. Он сказал, что эта станица припоздала, гуси должны бы уже пролететь, но поздний прилет гусиных станиц — хорошая примета: лето будет долгим и теплым. А когда он сказал, что собирается на охоту, Женька, неожиданно для себя, попросила:

— Возьмите меня с собой, Артем. Пожалуйста.

Вера вытаращила глаза, покраснела за Женьку: как не стыдно, сама напрашивается, но это только подлило масла в огонь.

— Сделайте доброе дело, Артем, возьмите. Я вам буду патроны заряжать, дичь таскать вместо собаки. Если откажете, я сейчас же разревусь на всю улицу.

Женьке вдруг и на самом деле захотелось уехать из города куда угодно, с кем угодно, лишь бы не киснуть дома.