Счастливчик Лазарев - страница 22

— Тебя тоже надо поздравить, — сказал Павел.

— С орденом? Поздравляй. План по горшкам, Варенька, перевыполнил. Но не потому я сегодня выражаюсь высоким штилем, Димов. А потому, что весна, Первое мая!.. День рождения твоей супруги.

Совсем больной стал Никитин: виски ввалились, на высоком, сероватого цвета лбу синие ниточки вен. Таким же возбужденным, говорливым Иван был и в тот день, когда Варвара Анатольевна уехала в Коряковку, к матери. Расхаживая по гостиной, Иван рассказывал про свой завод, где только что запустил первую конвейерную линию. От Ивана пахло дымом и глиной, азартом картежного игрока, предчувствующего великий выигрыш.

Вернувшись потом от матери, Варвара Анатольевна попросила Павла больше не приглашать Никитина. Никогда!

— …Дожил я еще до одного дня твоего рождения, Варвара свет-Анатольевна! Налей-ка мне, да побольше, да не шампанского, а водочки… И не смотри на меня укоризненно. Ну и что же, что два инфаркта… Твое здоровье! Пей, Димов, и не качай головой, лектор по вопросам любви и морали! Когда я умру, ты будешь на моем примере воспитывать телезрителей. Ходить бы ему, скажешь ты, на процедуры, а он водку пил. И умер. Нет, Димов, аббат Заречного района, ваше преподобие! Зачем мне процедуры? Сурен говорит: запишись на очередь за новым сердцем — заменят. С чужим сердцем — это все равно что с чужим билетом. Жить зайцем. Не хочу, аббат, гордость не позволяет. Пора, коли приглашают на ту сторону реченьки, откуда не возвращаются.

— Папа! Такие речи сегодня!

— Виноват. Прости, Варя. Весной меня тянет на речи, как скворца на песни. Люблю весну! Финансовый год моего завода начинается в январе, а мой личный — Первого мая. Димов, выпьем за твою жену, самую красивую женщину, с которой нам довелось с тобой… дышать одним воздухом. Варвара Анатольевна из тех женщин, Сурен, которые с годами не стареют, а только меняют свою красоту. Как наряды.

Как все повторяется! Павел и в тот день так же, молча улыбаясь, слушал, а Иван говорил, говорил, заполняя гостиную шутками, смехом, своими дерзкими, немного хвастливыми проектами. Вот проекты выполнены, и орден ему дали, но как высох Иван, постарел, высосанный своими болезнями! Доктор сказал, что лечить две неизлечимые болезни — штука почти бесполезная, и пусть Иван говорит спасибо за каждый прожитый день.

— Сурен, сын! — выпив, снова заговорил Никитин. — Раскрою тебе семейную тайну. Знаешь ли ты, что мы ухаживали за Варварой Анатольевной вместе с Павлом Сергеевичем? И знаешь, почему выиграл мой друг, младший сержант Димов? Он пообещал Варваре Анатольевне яхту с алыми парусами. Пообещал мечту. Обещание свое Димов не выполнил, но, как видишь, выиграл.

— Ой, Тимофеевич, маху ты дал, — засмеялся Димов. — Яхта есть! Яхта будет! Завтра мы спускаем семейную каравеллу на воду. Милости просим на торжество!

— Сдаюсь, Димов. Приношу свои извинения. Значит, обещание исполнено, мечта материализована, но… не зыбкий парус, гоняющийся за ветром, а реальные лошадиные силы! Так, аббат?

Всегда они спорили, Никитин и Павел, иногда было даже трудно понять, о чем. В тот день Иван играл, как легонькой стекляшкой, массивной друзой хрусталя. Шесть лет! А сейчас сереньким бисером на лбу Ивана проступила испарина, и Варвара Анатольевна подумала: и правда, он скоро умрет. Женское чутье подсказало ей, Никитин пришел проститься, и проститься прежде всего с ней. Нехорошо, наверное, так думать, но ей вдруг пришло в голову, что тогда, во Владивостоке, сердце подсказало ей правильный выбор. Недаром говорят: вещун-сердце.

— Варя! Димов! — Никитин откинулся на спинку кресла. — Мне давно не было так хорошо. Если бы какой-нибудь зав по судьбам спросил, как мне пожилось на этом свете, я бы ответил: прекрасно! Все у меня было, и, если бы пришлось повторить жизнь, я бы ничего не переменил и даже от своих инфарктов не стал убегать. Одного не довелось узнать: что такое любовь женщины, которую любишь. А без этого жизнь, как в сказке сказывается: мед-пиво пил, по усам текло, а в рот не попало.

Варвара Анатольевна налила себе вина, неприлично много — полный фужер.