Счастливое недоразумение - страница 37

— Лучше спрячься у меня в ложе, дружище, иначе я не смогу объяснить миссис Гарранд, что ты невоспитанный зануда и отказался приветствовать ее.

Я задерживаюсь, разглядывая вертихвосток, прогуливающихся у лож, и пронзаю взглядом всякого, кто смотрит в мою сторону. Бирсфорд, конечно, уже истощил разговорные возможности миссис Гарранд и ее дочерей.

Открыв дверь в ложу, я замечаю что она не пуста. Там сидит таинственная женщина в маске.

Она оборачивается, и конец шарфа, повязанного вокруг ее головы, падает ей на голое плечо. На ней нет никаких украшений, но когда она смотрит на меня, ее глаза сияют, а губы изгибаются в легкой улыбке. Есть в ней что-то знакомое. Интересно, где мы встречались?

Я закрываю дверь и прижимаюсь к ней спиной, поскольку не хочу, чтобы Бирсфорд помешал нам.

— Ваш покорный слуга, мэм.

Она обмахивается веером. Ее грудь, весьма открытая, белеет в тусклом свете.

Я жду, когда она заговорит. Ее голос, я уверен, будет хриплым и чувственным.

Она опускает веер и закрывает его, ее пальцы пробегают по нему в весьма возбуждающем жесте. У меня перехватывает дыхание. Ее улыбка становится шире.

— Не думаю, что мы представлены, но я рад вас видеть, мэм. Могу я узнать, к кому имею честь обращаться?

Под шелест шелка она, шевельнувшись в кресле, подает мне руку в перчатке. Ее юбки чуть поднимаются, открывая красивую лодыжку. Она все еще молчит, но прикусывает нижнюю губу, усиливая естественный алый цвет рта. Выражение ее лица говорит о том, что она удивлена.

Я беру ее руку и целую ладонь.

— Я виконт Шаддерли. И очень хотел бы познакомиться ближе. Назовите ваше имя, божественное создание.

— Вы знаете мое имя, Шад, — говорит моя жена и смеется.

— Что, черт возьми, вы затеяли, мэм? — Игривое настроение Шада исчезло. Я еще не видела его таким сердитым.

Прежде чем я успеваю ответить, он рычит:

— Снимите эту проклятую маску!

Я подчиняюсь.

— Шад, я…

— Как вы смеете так позорить меня? С кем вы собирались тут встретиться?

— Господи… да с вами. — Я совершенно смущена. Он издает звук, похожий на рык.

— Не пытайтесь шутить со мной.

— Но я не пытаюсь. Я…

Дверь в ложу открывается, входят Энн и Бирсфорд. Он обнимает ее за талию, оба сияют улыбками.

— Леди Шаддерли, позвольте поздравить вас, мадам, — говорит Бирсфорд, пока Шад хмурится как грозовая туча. — Два лучших друга женились на двух лучших подругах, что может быть лучше? Видит Бог, Энн весь медовый месяц пела вам хвалу. Шад, вы с супругой должны пообедать с нами в понедельник.

— Почтем за честь. Доброй ночи, Бирсфорд, леди Бирсфорд. — Шад хватает меня: за руку, его пальцы подобны железу. — Леди Шаддерли нездоровится.

— Вовсе нет, — возражаю я, но он тянет меня к двери.

— Что случилось? — одними губами спрашивает меня Энн.

Я пытаюсь пожать одним плечом. Пальцы Шада впиваются в мою руку. Он открывает дверь и буквально выпихивает меня из ложи.

— Что с вами? — раздраженно спрашиваю я. И вдруг понимаю.

Он не заигрывал со мной. Он действительно думал, что я одна из тех женщин, что прогуливаются у лож, выставив напоказ грудь и набивая себе цену у глазеющих повес. Мне обидно и больно. Хоть Шад и говорил, что будет искать удовольствия за пределами брачного ложа, я ему не поверила. Как я была глупа! Я действительно думала, что он достаточно любит меня, чтобы какое-то время остаться мне верным. И он еще обвиняет меня в том, что я бесчещу его!

Его гнев вызван досадой, что его застали на месте преступления за поисками любовницы, и поймала его я.

— Это прекрасно вас характеризует! — говорю я почти так же яростно.

— Поговорим дома, не устраивайте спектакль. — Он тащит меня вниз по лестнице.

Лакей Энн выступает вперед с моей накидкой, Шад, выхватив накидку, отталкивает его.

— Подождите. — Я роюсь в сумочке.

— Что?

— Чаевые лакею.

— Это еще зачем? Вы собирались вознаградить его за пособничество в адюльтере? — шипит мне на ухо Шад, но вытаскивает из кармана несколько монет и обращается к лакею: — Поймайте нам карету, любезный.

От его бесстыдства у меня дыхание перехватывает (и корсет тут ни при чем). Он имеет наглость обвинять в прелюбодеянии меня! Этот мужчина, который бродил по театру, глазея на распущенных женщин, и теперь подорвался на собственной мине!