Счастливое недоразумение - страница 42
— Бирсфорд? С чего ему быть здесь? Думаю, он в Лондоне. Спрячьте шпагу, пожалуйста.
Я с тревогой чувствую, как теплая сырость сочится из одежды Эммы, рыдающей у меня на руках. Девочка-помощница, разинув рот, одной рукой прижимает к плечу младенца, другой держит малыша.
— Который ваш? — Шад поворачивается ко мне. Кончик рапиры подрагивает у моего локтя.
— Прекратите! Пожалуйста, Шад.
Эмма тянется схватить красивую блестящую вещицу, и это, кажется, приводит Шада в чувство. Он отступает, вкладывает рапиру в ножны, и она снова превращается в модную трость.
— Извините, мэм, — говорит он миссис Пайл. — Скажите мне, где джентльмен, и я больше вас не побеспокою.
Миссис Пайл ведет себя с удивительным достоинством для женщины с младенцем, шумно чмокающим у большой голой груди.
— Уверяю вас, сэр, здесь нет никаких джентльменов.
Браво, миссис Пайл. Шад кланяется.
— А вы, мэм?..
— Я миссис Маргарет Пайл. — Она делает паузу. — Сэр.
— Виконт Шаддерли, к вашим услугам. Я глубоко сожалею о неприятностях, которые, возможно, причинил вам, мэм.
Она отнимает младенца от груди и поправляет платье.
— Причинили, сэр, нападая на беззащитных женщин и младенцев.
— Я ищу джентльмена, который сопровождал эту леди.
— Его здесь нет, — снова говорю я. — Зачем мне приезжать сюда с Бирсфордом?
— Попридержите язык.
— Сэр, вы ошибаетесь, — говорит миссис Пайл. Шад снова осматривает комнату и видит дверь, за которой недавно исчезла Энн. В миг рапира вновь выхвачена, ножны-трость летят на пол, Шад пинком распахивает дверь.
Энн верещит в комнате, наверняка той, где обычно лежат клиентки миссис Пайл.
— Что, черт возьми, вы делаете здесь, леди Бирсфорд?
Энн спасает ситуацию. Она плачет, красиво и беспомощно, и Шад смущенно подает ей носовой платок, пытаясь спрятать за спиной рапиру.
— Вы совершаете ужасную ошибку, — рыдает Энн. — Мы приехали только затем, чтобы повидать мою старую служанку миссис Пайл.
— Я думал, она служанка Шарлотты.
— Она была нашей служанкой в провинции, когда Энн впервые посетила нас, мы тогда были девочками, — объясняю я.
— Да, милорд. Потом я вышла замуж, и бедный Пайл пошел в солдаты, оставив меня с младенцем на руках, так что теперь я забочусь о детях других, — говорит миссис Пайл, прикладывая к груди второго ребенка.
— Я вижу. Замечательно. — Шад, похоже, ошеломлен демонстрацией материнства и детской суетой вокруг него. Судя по всему, он пытается определить возраст детей и восстановить хронологию, и, боюсь, математическое несоответствие нас погубит. — Но как я понял, вы недавно родили?
— Господь забрал у меня моего ангелочка, милорд. — Миссис Пайл поправляет платье и вытирает слезы передником.
Насколько я понимаю, ее слезы настоящие. Подхватив младенца одной рукой, она забирает у меня Эмму, давая мне возможность осмотреть испачканные юбки.
Малыш тем временем рискованно карабкается со стула на стол к заварному чайнику. К моему удивлению, Шад успевает первым и, потянув ребенка за одежду, ставит его на пол.
Энн с сияющими на ресницах слезами (как она это делает? она порой очень раздражает) разливает чай, и все мы садимся за стол, включая Шада. Малыш явно испытывает к нему симпатию и, сидя у него на коленях, стучит ложкой по столу.
Миссис Пайл немного выпрямляется.
— Надеюсь, маленький Том не беспокоит его сиятельство.
— Ничуть, мадам. Я очень люблю детей.
Шад не добавляет «вареных» или «жареных», стало быть, он оправился от припадка безумия. С какой стати он решил, что Бирсфорд объект моих симпатий? Бирсфорд, которого я едва знаю и пытаюсь любить только ради Энн?
Энн, сидя напротив меня, кивает на дверь, ведущую в сад за домом, намекая, что хочет посетить надворную постройку, но яростно мотает головой, когда я привстаю, чтобы проводить ее. Она многозначительно указывает глазами на Шада и миссис Пайл (оба увлечены беседой о возрасте, в котором дети начинают говорить, Шад, конечно, вспоминает «племянницу» и «племянника»). Я понимаю Энн. Если Шад задаст какой-нибудь существенный вопрос, кто-то должен повернуть беседу в безопасное русло.
После возвращения Энн я тоже совершаю прогулку в сад, в маленькое укрытие, увитое розами, которые совсем не маскируют запах.