Счастливое недоразумение - страница 52

— Фактически да. — Поскольку я поклялся Бирсфорду сохранить тайну, я больше не говорю на эту тему. — Когда я вернулся в Англию после смерти Фредерика и унаследовал титул, я узнал о существовании бастардов и разыскал их. Эмилию после отъезда ее матери приход устроил в услужение, она работала до полусмерти и голодала. Джона я тоже нашел полуголодным. Как я мог не забрать их?

Она судорожно вздыхает.

— С вашей стороны это замечательно. Спасибо, что рассказали, но вы глупец, что не сообщили мне раньше. — Она энергично встряхивает бутылку с лекарством. — Пожалуйста, снимите сорочку.

— Бесстыжая соблазнительница, — бормочу я, чтобы поддразнить ее, и стаскиваю сорочку. — Шарлотта, я сказал правду о миссис Перкинс.

— Очень смешно, сэр.

Я взвизгиваю, когда большая холодная капля притирания падает мне на спину. Будь я проклят, если стану спорить с Шарлоттой!

Она обрабатывает мне спину и ноги. Не знаю, как ей удается передавать свое раздражение только касанием, но Шарлотта умеет это делать. К сожалению, ее прикосновение производит на меня обычный эффект.

— Можете повернуться.

— Я бы предпочел этого не делать.

— Пожалуйста.

Я поворачиваюсь.

— О! — Она замирает, подняв бутылку. — Полагаю, этого не происходит, когда о вас заботится Робертс? Думаю, он бы пришел в большое смущение.

— Нет, мэм, не происходит, и менее живой интерес с вашей стороны будет кстати.

— У меня нет живого интереса, сэр. Как можно живо интересоваться столь частым явлением?

— Спасибо, мэм… ух! — Черт бы ее побрал, она плюхает щедрую порцию холодного зелья на самое чувствительное место. — Думаю, вам лучше растереть лекарство, Шарлотта.

— Не бесстыдничайте. Вы сами можете это сделать.

— Ну и кто из нас бесстыдник, мэм?

Ее губы дергаются. Шарлотта хоть и остра на язык, но, к ее чести, не держит зла. Просто замечательно, что, выросшая в непростой семье, она великодушна и обладает хорошим характером.

Я стараюсь не думать о том, что ее великодушие может простираться за пределы брака. Пора обозначить свои права.

Поймав за юбку, я тяну ее к себе.

— В чем дело? — Шарлотта не слишком приветлива или возбуждена.

— Я желаю осуществить свои супружеские права, мэм.

— В вашем состоянии, сэр? Не думаю. — Ее смех больше похож на высокомерное фырканье.

Моя рука поднимается к ее подвязке.

— Пожалуй, отчасти согласен с вами. Может быть, вы займете верхнюю позицию?

— Робертс очень расстроится, если увидит, что вы себя напрягаете. — Я с радостью слышу придыхание в ее голосе.

— Тогда не рассказывайте ему. Пожалуйста, заприте дверь.

— Ну уж нет. — Она засовывает пробку в горлышко бутылки (я нахожу это крайне возбуждающим) и отталкивает мою руку.

— Тогда хотя бы поцелуйте меня.

Она отставляет бутылку, ее жесты неторопливы. Я дрожу, и не от лихорадки. Ее руки касаются моего лица, и она целует меня в губы.

Наши языки затевают игру. Я тяну ее на кровать.

— Хотела бы я, чтобы вам было лучше, — бормочет Шарлотта, закидывая свою ногу на мою.

— В ваших силах это сделать.

Дверь открывается.

— Просите, милорд, миледи. — Робертс с пунцовым лицом захлопнул дверь.

Шарлотта, уткнувшись лицом мне в шею, хохочет:

— Бедный Робертс. Ой, вы весь в щетине, Шад, и такой горячий.

Я зарываюсь лицом о ее волосы. От нее пахнет розовой водой. Я теснее прижимаю ее к себе и закрываю глаза. Моя жена, моя Шарлотта. Моя любовь.

Когда я открываю глаза в следующий раз, я один, уже вечер. Лампы зажжены, комната сияет и пульсирует перед глазами. Меня снова лихорадит.

Дверь гардеробной открывается, входит Шарлотта, ее платье мерцает в свете ламп золотом и серебром. Она наклоняет голову, чтобы не задеть страусовым пером притолоку.

— Извините. Я заснул.

— Я знаю. — Она, кажется, ждет, что я скажу еще что-нибудь. — Ваши родственники пригласили меня в Воксхолл сегодня вечером. Я не хотела ехать, но… Как вы?

Я пожимаю плечами:

— Думаю, поднялась температура. Она берет с умывальника полотенце, опускает в воду и кладет мне на лоб.

— Робертс посидит с вами, пока я не вернусь. Он принесет вам кашу.

— Она лучше, чем ветчина и пунш в Воксхолле. Шарлотта смеется, но в ней чувствуется сдержанность.