Счастливый человек - страница 7

Что же такое счастье?

Одни говорят: «Это страсти:

Карты, вино, увлечения —

Все острые ощущения».

Другие верят, что счастье —

В окладе большом и власти,

В глазах секретарш плененных

И трепете подчиненных.

Третьи считают, что счатье —

Это большое участье:

Забота, тепло, внимание

И общность переживания.

По мненью четвертых, это —

С милой сидеть до рассвета,

Однажды в любви признаться

И больше не расставаться.

Еще есть такое мнение,

Что счастье – это горение:

Поиск, мечта, работа

И дерзкие крылья взлета!

А счастье, по-моему, просто

Бывает разного роста:

От кочки и до Казбека,

В зависимости от человека.

Зачем на свете люди лгут?

Причин, наверно, масса:

Одни от лжи процентов ждут,

Как вкладчик от сберкассы.

Другие веруют, что ложь,

Едва лишь миг настанет, —

Сразит противника, как нож,

Или хотя бы ранит.

Иной, стремясь не оплошать,

Спешит все с той же ложью

Повыше влезть, побольше взять

И если не на мрамор встать,

То хоть присесть к подножью.

А тот, стараясь всех надуть,

Считает, между прочим,

Что честный путь – далекий путь,

А лживый путь короче!

Привыкнув к подленькой судьбе,

Хитрит и так петляет,

Что он и сам-то уж себе

Ни в чем не доверяет.

А этот, мелок и несмел,

Готов бранить и льстить,

Чтоб ложью пятна скверных дел,

Как скатертью, прикрыть.

Он первым треснуть норовит,

Уверен непреклонно,

Что нападенье – лучший вид

Скандальной обороны.

Есть в мире разные лжецы,

На все цвета и вкусы,

Но все льстецы, как подлецы, —

Отчаянные трусы.

Увы, каким же должен быть

Могучим чародей,

Чтоб вдруг от лжи освободить

Всех страждущих людей!

Но только нет волшебных слов

Для таинств исцелений,

Как нет от лжи ни порошков,

Ни электролечений.

А если так, то надо нам,

Чтоб чище в мире жить,

Непримиримый бой лжецам

Со всею страстью тут и там

Упрямо объявить.

А чтоб с тем злом, как мир седым,

Иметь нам право биться —

Нам в жизни следует самим,

Как ни заманчив хитрый дым,

До лжи не опуститься.

Чтоб в сердце каждый человек

Нес правду, словно знамя,

Чтоб подлость таяла как снег

И мира не было вовек

Меж нами и лжецами!

Есть, говорят, мещанские предметы,

И даже есть мещанские цветы.

Вот эта вещь – мещанская, а эта —

Хороший вкус и с красотой на «ты».

Считают, что герань – мещанский вкус,

Зато вьюны по стенам – превосходно!

Открытки – минус, а картины – плюс.

Хрусталь – мещанство, а торшеры – модно!

На всем висят незримо этикетки,

Живи и моды постигай язык:

Предел мещанства – канарейка в клетке,

А вот бульдог в машине – это шик!

«Высокий вкус» всеведущ, как Коран,

И ханжество в нем радужно-лучисто:

Гитара с бантом – атрибут мещан,

А вот без банта – спутница туриста.

Нет, что-то здесь не в том, совсем не в том!

Мещанство есть. Оно ползет из трещин.

Но все-таки при чем тут чей-то дом,

Цветы, собаки, птицы или вещи?!

Есть вкус плохой, и есть хороший вкус,

Как есть на свете заводи и реки.

И все-таки я утверждать берусь:

Мещанство не в цветах, а в человеке!

Живя судьбою сытенькой своей,

Он друга в горе обойдет сторонкой.

Мещане – совы с крохотной душонкой,

Чей Бог не вещь, а стоимость вещей.

Тут не герань, не плюшевый диван

В просторной кухне, в спальне ли, в столовой.

Нюх мещанину в этом смысле дан,

Все – первый сорт. Все – ультрамодерново!

Но вещь почти не служит мещанину.

Он сам как сторож при своих вещах:

При хельгах, лакированных полах,

Не пользуясь добром и вполовину.

Любой урон считая за беду,

Он, иногда в душе почти что воя,

Готов убить за кляксу на обоях,

За сорванное яблоко в саду.

Нет, суть здесь не в гераньке на окне,

Все дело тут совсем иного сорта.

Мещанство – это: «Я», «Мое» и «Мне»!

А мир хоть провались, хоть лопни к черту!

Оно живуче! Там оно и здесь —

Тупое, многоликое мещанство.

На службе это подленькая лесть,

А дома это мелкое тиранство.

При чем тут зонт, калоши иль замки?

Мещанство – это пошленькие песни,

Мещанство – это слухи и слушки,