Счастливый случай - страница 4

Следующие часа три мне пришлось потратить на пешее удаление еще дальше от центра и поиски подходящей гостиницы или чего-то подобного, где были бы не слишком обременены чувством законности и впустили бы меня без предъявления паспорта. Позаботившись таким образом о ночлеге, я до наступления ночи успел посетить еще пару-тройку мест.

— Счастливый, где тебя черти носят?

Я моментально проснулся, но голоса не подал — может еще и пронесет, — уж больно очень не хотелось выходить из палатки в туманную сырость. В роте меня уже давно называли счастливчиком. Может из-за фамилии, а может и потому что уже около года в Чечне, но не то чтобы ранения, даже насморка я не поймал. При том, что был я приписан далеко не в штабе, да и шел 1995 год.

И только я снова уткнулся в воротник бушлата и начал засыпать, голова капитана протиснулась сквозь проем палатки, и меня обдал первосортный заряд мата. Пришлось вставать и выходить.

Капитан был в сопровождении какого-то коренастого мужика, одетого частично в нашу форму, а преимущественно в натовскую. Опознавательных знаков никаких не было, но, несмотря даже на месячной длины щетину гостя, в нем легко угадывался офицер чином не ниже майора.

— Вот. Он самый. Сержант Счастливый, снайпер — первый сорт, к тому же бегает как сайгак. — похвалы от капитана дождаться сложнее чем дождя в Сахаре, так что я был даже тронут.

Незнакомец внимательно осмотрел меня с головы до ног, будто бы действительно ища сходство со степным сайгаком, кивнул утвердительно, не произнося ни слова, повернулся и ушел в направлении штабной палатки. Капитан, посмотрев ему в след, обратился ко мне.

— Пойдешь с ними, Володя. И не спрашивай куда, зачем и надолго ли: сам ни черта не знаю. Пришли, попросили проводника, а у меня ты один и остался, кто на охоту ходит.

Под охотой капитан подразумевал мои регулярные двух- трехдневные вылазки в тыл противника, где я по мере сил уменьшал его поголовье. Я сутки как вернулся с очередной и едва успел отоспаться. По установленному порядку имел право на еще пару дней отдыха, но видимо действительно у капитана не было других вариантов. Спорить я и не собирался, только кивнул и нырнул в палатку за СВД и разгрузкой.

Гость, как и следовало ожидать, оказался не один. Всего их было шестеро одетых так же разномастно, бородатых и неразговорчивых. Нашел их обедающими, подсел рядом. Когда с едой было покончено, тот, который был с капитаном, расспросил меня, куда и как я выбирался в своих прогулках. Слушал он не перебивая, а потом сообщил куда мне предстоит их сопроводить. Я только присвистнул — путь предстоял неблизкий.

— Когда выходим? — только и спросил я.

— А прямо сейчас и двинемся.

Мы и вправду выдвинулись буквально сразу же без лишней помпы. Я пошел впереди, но потом чуть приотстал, чтобы поравняться с их командиром. Мне надо было рассказать ему, что и где ожидать, но он меня и слушать не стал.

— Ты иди, как будто один идешь, а за нас не переживай. Главное побыстрее.

Меня даже немного злость взяла, и я пошел действительно, как будто был один: аккуратно, незаметно и быстро. Серый вечер сменился пронзительно темной ночью. Мне самому сложно было ориентироваться, хотя дорога и была знакомой, но просьб сбавить темп я так и не дождался, равно как и указаний к привалу. Все дальше и дальше мы углублялись в горы. Перед преодолением открытых мест, я на некоторое время затаивался, внимательно прислушивался и приглядывался к окружающей темноте. При обходе одного из встретившихся на пути аулов, едва-едва не напоролся на заботливо оставленную для таких как мы растяжку. Обнаружил я ее чудом и исключительно потому, что учуял запах сигареты, которую видимо выкурил этот горе-минер.

Не обращая внимания на усталость, я шел, а местами и бежал, и на исходе ночи мне стало казаться, что за мной ни кто уже не идет. До места назначения оставалось рукой подать, а на востоке сквозь моросящие мелким дождиком облака начал брезжить рассвет. Перебежав очередную полянку, я просто таки упал в заросли кустарника, и только было собрался прислушиваться, как услышал возле себя знакомый голос, даже незапыхавшийся и, казалось, вовсе не уставший.