Счет - страница 26

– Я никого не знал по имени Белинда раньше. Приятно.

– Ну, я ненавижу это имя, – проворчала я. – Это была идея моего отца. Оно заставляет меня думать о толстенькой бабушке или мультяшной крестной-фее.

– Белинда. Белинда. Белинда, – он произнес его несколько раз. – Нет. Это определенно хорошее имя.

Я засмеялась застенчиво. Он произнес мое имя так, как я никогда прежде не слышала. Он произносил звук «Н» каким-то протяжным образом, что оно звучало почти сексуально. Это заставило меня вздрогнуть.

Мэйдэй, мэйдэй (международный сигнал бедствия). Американский эсминец Пчела (имя Би, переводится как Пчела) терпит катастрофу.

– Никто меня так не называет, – пробормотала я, протирая эти постоянные мурашки на руке. – Даже мой отец. Когда мне было двенадцать, он сказал мне, что ненавидит мое имя. Он всегда делал это, сначала импульсивно принимал какие-либо решения, а потом сожалел о них. Я уверена, что он изменил свое мнение, в ту самую секунду, когда чернила на свидетельстве о рождении высохли.

Кэл издал суровый смех.

– Это дает больше причин, чтобы гордиться им, правильно? Кричать об этом с крыш.

Я медленно кивнула. На самом деле, это имело смысл. Для парня, который утверждал, что IQ у него как у осла, он показался мне довольно умным.

Но его идея, что я могла бы притвориться его девушкой?

Это было глупо.

Глупо, смешно, нелепо, и все же... от этой мысли мой пульс начинал зашкаливать.

– Это не сработает, ты же знаешь, – сказала я, в основном, чтобы включить мозги. Мой глупый, детский мозг убеждал меня прыгать от счастья до потолка от этого предложения. – Если я притворюсь твоей девушкой.

Он скрестил руки на груди и нахмурился.

– Почему нет?

– Потому что..., – сказала я, останавливаясь, чтобы дать ему возможность понять очевидное.

Он поднял брови растеряно.

Отлично, он собирается заставить меня сказать это вслух?

Я стиснула зубы, заставив произнести себя эти слова унижения.

– Потому что никто не поверит. Я – это я. А ты... – я махнула руками, указывая на его божественную мужественность. – Ты. Мы словно небо и земля.

Он потер подбородок и посмотрел на меня задумчиво.

– Нет, мы не такие. У нас есть много общего.

– Например?

Он не пропустил ни одного удара.

– У нас обоих отцы мудаки, помнишь?

Я кивнула. Смешно, он был единственным человеком на земле, который понял меня насчет отца. Это заставило меня чувствовать себя лучше, чем следовало бы. Люди всегда шли на уступки моему отцу. Конечно, он много пьет, и... конечно, он не может удержать свой член в штанах, но... они дали ему зеленый свет для всего этого. Как будто, что он мог спрятать сраный мяч и бежать с ним, перевешивало эмоциональные травмы, которые он нанес своей семье.

Но не Кэл. Он понял меня. Может быть, его отец – мудак поступал таким же образом. Я хотела спросить его об этом. Узнать больше о нем, его жизни и семье.

Но я не имела права. Если бы он хотел, чтобы я знала, то рассказал. А он не хотел, потому что неважно, что произошло здесь сегодня, но я ему не подружка и никогда не буду.

– Это всего одна общая вещь. Вряд ли это – достаточно прочный фундамент для строительства фальшивых отношений, – пошутила я, играя со своими шнурками и проглатывая внезапно возникший комок в горле.

Он скомкал фантик в руках и бросил его в мусорную корзину через всю комнату.

– Нам обоим нравится сникерс. И Поп-Тартс.

Я улыбнулась. Ненавистно было признавать, но мне нравилось проводить время с Кэлом. После вечеринки в субботу, я прокручивала наш поцелуй снова и снова в моей голове. Но это был не просто поцелуй. Я не могла не вспоминать его взгляд на танцполе.

Часть меня хотела бросить кубик. Рискнуть. Сделать что-нибудь дикое и сумасшедшее хоть раз. И это была та часть меня, которая пугает больше всего. Потому что это, может закончиться только болью для меня.

Вдруг, что-то за стенами грохнуло, и свет включился. Репродуктор опять затрещал и раздался громыхающий голос из динамика:«Двери разблокированы. Все линии электропередач починены. Благодарим вас за сотрудничество».

Какая-то печальная, сломанная часть меня думала, что, если Кэл посмотрит на меня при свете, то осознает, какую ужасную ошибку он совершил. Вместо этого, он потер руки, и его глаза засветились от предвкушения.