Седло для единорога - страница 13

стр.

«Яуза» - догадалась мадам. Жижа была ей по грудь, крыша поршака торчала над водой и наша героиня не придумала ничего лучшего, чем залезть на нее сверху. Вокруг, за оградой, бесновались желтые узкоглазые лица, что-то громко крича на непонятном языке.

«Пиздец какой-то» - подумала Наташа и обхватив колени руками, закрыла глаза. Так она и сидела до приезда спасателей, дрожа от холода, впрочем, спасатели на сей раз прибыли на место необычайно быстро, следом подтянулись и несколько «скорых», сверкая мигалками.

XV

«Товарищ генерал, можно?»

«Заходи Рябов. Ну чё там, машину достали?»

«Так точно, товарищ генерал, но водителя откачать не смогли, захлебнулся».

«Чо за пиздец? В Яузе? Захлебнулся? Это не самая глубокая речка, в которой можно утонуть».

«Так точно! Но там в крови такое обнаружили… Собственно, самой крови совсем немного, одна наркота, причем разная, плюс два промилле алкоголя. Отрубился и заснул».

«Там еще девка была, она его че не вытащила?»

«В таком же состоянии – наркоты чуть меньше, зато алкоголя больше. Не заметила, говорит. Может и правда, он под водой был».

«Охуеть! Когда эти торчки уже все передохнут? Так нет, бля, пока кучу народу не передавят, не упокоятся никак. Мне уже блядь, посол ихний звонил, этот, как его бля, Цзынь Ганцзюань, хуй выговоришь. Интересуется, какие меры принимаются. А какие нахуй меры? Два трупа, трое в реанимации, водитель утонул. Как там вообще китайцы оказались? Давай, подробно излагай, мне наверх докладывать».

«Ну чо, этот обдолбыш по набережной гнал под двести, там на Костомаровской поворот крутой, не вписался. А на тротуаре туристы китайские стояли, остановились, блядь, для фотосессии. Ну поршак прорубил просеку в толпе, разнес ограждение и нырнул в реку. Вот и все. Скажите послу – трагическая случайность».

«Случайность, блядь! Этих ёбаных случайностей с каждым днем все больше и больше, мажоры блядь, хуевы. И ведь нихуя им не сделаешь – связи, такой вой поднимется, а если джигит с бородой, так вообще не тронь, зарежет! Вернется в свой чуркестан, залезет опять на пальму, и хуй ты его оттуда достанешь. А как кипишь утихнет, вернется обратно. Вот скажи мне, Рябов, какого хуя они все сюда прутся, а? Как мухи блядь, на гавно? Надо кого-то все равно крайним сделать – меньше проблем. А может скажем, что это чернильница за рулем была и закроем ее, а?»

«Да не, товарищ генерал, не прокатит – там свидетелей человек пятьдесят, все видели за рулем бородатого абрека, а когда тачка в реку ёбнулась, она справа вылезла».

«На свидетелей надавим по-жесткому, не в первой, хуле».

«На кого, на китайцев?»

«Да, блядь, и вправду не проканает, ладно, свободен».

XVI

Но на свете бывают не только наркоманы и дамы, больные бешенством матки. В нашем, в целом здоровом обществе есть и прекрасные люди, на которых хочется равняться, например такая замечательная и перспективная ячейка общества, как Елена и Илья.

После встречи в общежитии, парочка стала сразу жить вместе – родители и с той, и с другой стороны были только за. Сняв небольшую двушку недалеко от метро «Коломенская», Лена с Ильей стали неустанно упражняться в том, чего им до этого так не хватало. Илья теперь почти всегда успевал доносить свой красноголовый отросток до мохнатой лениной промежности, получалось сделать даже несколько фрикций – все были счастливы. Угри постепенно сходили с лица нашего кавалера, осталась лишь небольшая, но упрямая гнойная россыпь на щеках и на лбу, остальное пространство от прыщей стало свободным. Но, к сожалению, кожа без угрей напоминала теперь лунную поверхность с многочисленными кратерами. «С лица воду не пить» - делилась ленина мама народной мудростью: «Зато парень серьезный и состоятельный».

Дело потихоньку двигалось к свадьбе, до окончания института оставалась всего пара лет, вроде как цель достигнута, однако Лена решила доучиться до конца, здраво рассудив, что корочка о высшем образовании может пригодиться в жизни. В институт влюбленные не ходили – начисто отсутствовал смысл. Если раньше лишь начертанное на доске казалось им письмами инопланетян, то теперь и речь преподавателя представлялась набором непонятных звуков, не дающих ничего ни уму, ни сердцу.