Седьмая принцесса - страница 4
В субботний полдень послышался другой звук – тревожно и горестно заскулила собака. Джо ускорил шаг, и тропинка вывела его к деревенскому пруду. На берегу толпились мальчишки. Один из них собрался топить щенка и отбивался от красивой спаниелихи, которая всё время скулила и кидалась на него, пытаясь защитить своё дитя. Остальные мальчишки с равнодушным любопытством ждали, кто же возьмёт верх. Наконец тот, что топил щенка, потерял терпение и, ткнув спаниелиху посильнее, размахнулся, чтобы забросить щенка на середину пруда. Но Джо перехватил его руку:
– Не смей!
Рассвирепевший юнец повернулся, досадуя на помеху, но увидел, что соперник выше и сильнее, и в драку не полез. Только сказал обиженно:
– Ты чего? Щенки на то и родятся, чтобы их топить.
– Щенков топить я никому не позволю, – сказал Джо.
– Так, может, купишь? – спросил юнец.
– Сколько просишь? – спросил Джо.
– А сколько у тебя есть?
– Три шиллинга.
– Сойдёт.
Юнец отдал Джо вислоухого щенка, схватил деньги и дал дёру, а за ним и его дружки. Они гоготали, а первый – пуще всех. Спаниелиха подбежала к Джо и, встав на задние лапы, благодарно лизнула руки, которые держали её щенка так бережно и нежно.
Джо взглянул в её бархатные карие глаза и сказал:
– Пригляжу я за твоим сынком, не бойся, беги к хозяину.
Но один из мальчишек, отбежав подальше, крикнул:
– Он ей вовсе не хозяин! Он её утром на отцовском гумне нашёл, вместе со щенком!
Всласть насмеявшись над простаком, который так бездарно распорядился своими денежками, мальчишки скрылись из виду.
– Не такая уж плохая покупка, – сказал Джо. – Чудесный щенок и мамаша-красавица. Что ж, дорогие мои, станем теперь все радости и невзгоды поровну делить!
Джо сунул щенка за пазуху, он там пошебуршился, пригрелся и затих. И Джо вдруг почувствовал, что это его собственный пёс, и дороже у него на всём свете никого нет и не будет. Отправился Джо дальше со щенком за пазухой да с пустыми карманами, а спаниелиха побежала следом.
Денег у Джо теперь не было, и пришлось ему целый день шагать, затянув потуже ремень на голодном брюхе. Он всё шёл на стук топора, который звал его неустанно и слышался уже совсем близко. Наконец Джо вышел к лесу. Покинув родные края, Джо всё время путешествовал полями да лугами и радостно ступил сейчас под сень ветвей – он в любом лесу был как дома. Прошёл несколько шагов и услышал вдруг мяуканье – тихое, точно поскуливанье его щенка. Так Джо нашёл котёнка, совсем маленького, с блестящей золотистой шёрсткой, – весь он сиял, точно солнечный блик на струящемся ручейке, а глаза мерцали жёлто, будто тягучий свежевыкачанный мёд. Котёнок дрожал, поджимая под себя то одну, то другую слабую лапку, и явно обрадовался, когда Джо наклонился и взял его на руки. Он был так мал, что парень мог спрятать в ладонях его тщедушное пушистое тельце. Котёнок совсем продрог, и Джо сунул его к щенку, за пазуху. Котёнок заурчал там от радости и тепла.
Надвигалась ночь; стук топора становился всё громче, до дровосека оставалось не больше ста шагов. Стук этот был для Джо слаще музыки, он даже замер, заслушавшись. Вдруг раздался треск падающего дерева и стон! Джо бросился на выручку. Упавший ствол придавил дровосека! В сумерках Джо принял было его за отца – так сильно напоминал старик Джона Джолли. Но – чудес на свете не бывает, – подбежав ближе, Джо уверился, что дровосек походит на отца не больше, чем любой другой старик – ведь старость роднит и равняет всех, а уж дровосеков и подавно.
– Сильно покалечились?
– Да поймёшь разве? Выберусь – узнаем, – ответил старик.
Упавшее дерево пригвоздило к земле его правую руку, чуть поодаль валялся топор. Джо разрубил ствол и освободил дровосека. Потом осторожно и умело осмотрел руку: не впервой было ему лечить переломы: сколько заячьих лапок и птичьих крылышек перевязал он в родном лесу! Вскоре боль отпустила старика, и Джо, легко подняв его на руки, спросил:
– Куда вас отнести?
– Мой дом совсем близко, – ответил старик.
Джо прошёл не больше пятидесяти шагов, и они очутились возле хижины, привычной глазу хижины дровосека, только обставленной получше, чем бывший дом Джо Джолли. В углу стояла узкая кровать, покрытая ярким лоскутным одеялом. Сюда-то Джо и уложил старика. И тут же, без лишних вопросов, принялся готовить ужин: развёл огонь, вскипятил воду; заглянув в буфет и на полку, нашёл кой-какую снедь в глиняных горшках. И вот уже вьётся парок над кружкой с чаем и лежит на блюдце хлеб с салом. А старик всё не сводит с Джо острого, проницательного взгляда.