Седьмой патрон - страница 18
Года два назад Вовка и его мать снимали угол в Кузнечихе. Несмотря на разницу в возрасте, мы с Вовкой зачитывались «Островом сокровищ», сердечно огорчаясь, что слишком рано, нас не дождавшись, перевелись пираты. Потом Вовка съехал с квартиры, когда устроился работать на лесозавод Суркова, затем, я слышал, он ходил на зверобойной шхуне.
— Вова, я думал, тебя морж забодал!
Свойский парень, чего там. От растоптанных башмаков до картуза, залихватски сбитого набекрень. Плавает Вовка в добродушнейшей улыбке.
— Как живешь, Володя?
— Да как положено — кверху головой! Видишь? — Вовка потряс винтовкой. — Служу революции. В комитете заявление на стол: «Желаю быть добровольцем до последней капли крови». Взяли! С соцпроисхождением у меня порядок, с политикой лажу… Ну, ты, гидра, — цыкнул он на задержанного. — Поворохайся у меня, схлопочешь прикладом!
Вовкин товарищ придвинулся, штык его угрожающе уперся в спину дяди Васи.
— За что, Володя, вы его взяли на абордаж? — спохватился я.
— Двое их, субчиков, было. Завидели нас и брысь в разные стороны, — зачастил Вовка. — Офицеры! Я их нюхом классовым беру! Я думаю, у этой гидры в кармане граната. Сняли с забора, дворами драпал. Спрашиваем: «Кто такой?» Не отвечает, только мычит. Ничего, сдадим в ЧК, разговорится… Серега, — перебил он сам себя, — ты «Яблочко» знаешь?
выкрикивая припевку, Вовка задробил каблуками, напустив на себя вид бесстрастный, равнодушный, одни толстые губы по-прежнему расплывались в доброй, привычной ему ухмылке.
Я поймал взгляд дяди Васи. В нем были страх и мольба. Безнадежная мольба и страх безнадежный. Точно у собаки, которую загнали в угол.
Эх, яблочко, куды котишься, — дробил Вовка.
— Очумели… — вырвалось у меня. — Это же дядя Вася, грузчик с Бакарицы!
Я произнес это невпопад, но так убедительно, что второй красногвардеец приставил винтовку к ноге.
— Вовка… Вечно ты, Вовка, сепетишь. Подыми руки, — потребовал он у дяди Васи и, когда тот послушно вздернул руки вверх, охлопал ладонями его по бокам, из кармана штанов вытянул стеклянную баклагу.
— Тю-ю, граната! — откупорил бутылку, понюхал, — Шпирт, тю-ю!
Дядя Вася смачно плюнул и прохрипел:
— Нюхом они берут… Селедку под носом не разнюхали! Сбежала закуска.
— Чего же, дьявол бородатый, нам голову морочишь? — разозлился Вовка. — Гляди, пьяный в дымину.
Дядя Вася, пошатываясь, побрел прочь.
— Заходи, Вова, — сказал я Вовке.
— Обмундируют, непременно покажусь.
У перекрестка я догнал дядю Васю. Руки болтались, как лишние, качало пьяного, нетвердо держался на ногах. Разве бросишь такого: свалится под забором, обчистят ворюги, чего доброго, и пристукнут. Я завел дядю Васю в ближайший двор, вынес ковш воды. Грузчик вырвал ковш, припал к нему жадно. Остатки воды слил на голову.
Фыркал, отдувался.
— Судьба тебя ниспослала, Серж. Явился, как бог, и, скажу по чести, вынул меня из пасти дракона.
По расхристанной рубахе, открывавшей заросшую густым волосом грудь, расплывались пятна влаги, с бороды и бровей капало.
Он трясся и все двигал челюстями, словно перекусывая на зубах что-то жесткое.
— Располагай отныне мною, жизнью тебе обязан.
— Полноте, — отшатнулся я. — Что вы?
— Грязь… все грязь…
Морщась, дядя Вася вынул платок из кармана, стал тщательно вытирать руки — каждый палец в отдельности.
— Хорошо иметь влиятельных знакомых, а, Серж? — спросил он уже спокойно.
— Вовка-то влиятельный? Вот у нас сегодня Виноградов был… Да, мы ехали в машине, и по нам стреляли! Павлин Федорович меня грудью прикрыл.
Грузчик как-то разом протрезвел. Да и не пахло от него вином.
— Виноградов? Был у вас?
Он не поверил.
— Ездка предстоит отцу, — выпалил я в отчаянии, что выгляжу сейчас не лучшим образом. — Баржа, может, втугую будет набита динамитом.
Я окончательно смутился, уши запылали. В самом деле, чего это я несу? Звонарь! Сам Виноградов, видишь ли, прикрыл его грудью!
— Поездка предстоит и мне, — сказал дядя Вася раздумчиво.
Пока я бегал, чтобы возвратить в дом ковшик, дядя Вася исчез. Белела у калитки бумажка. Грузчик обронил, доставая платок.