Седьмой уровень - страница 9
— Не могу же я сказать врачу: напилась, заночевала в неизвестном месте, с неизвестным мужчиной, наутро ничего не помню. Он только посмеется надо мной.
Некоторое время он молчал, соображая.
— Ты хорошо помнишь, что напилась?
Если это так, появится хоть какой-то просвет в их нынешней непонятной ситуации. Если она помнит, что напилась, есть вероятность, что в конце концов все разрешится и после они будут со смехом рассказывать друзьям о своих приключениях.
Но она сказала:
— Я ничего не помню.
— Тогда почему ты говоришь — напилась?
— А как еще можно дойти до такого состояния? — и захныкала: — Мне так стыдно…
Опираясь о косяк двери, он посмотрел в сторону окна.
Стыдно? Что за рабская привязанность к условностям! Подумать только — одновременно забыли свои имена, на руках странные знаки, у нее раскалывается голова, а ей, видите ли, стыдно!
Вновь посмотрев на нее, он сказал как можно мягче:
— Вероятно, у нас обоих амнезия.
— Амнезия?
— Да. Похмелье тут явно ни при чем. Хуже того, у нас на руках какие-то странные надписи. Что ты обо всем этом думаешь? Мы не в том положении, чтобы стыдиться и отказываться от чьей-либо помощи.
Говоря это, он чувствовал, что, несмотря ни на что, старается уверить себя — стоит повнимательней разобраться в сложившихся обстоятельствах, и все образуется. Поэтому не надо шуметь, привлекать чужое любопытство. Для начала найти способ унять головную боль.
Но не исходит ли он сам безотчетно из того, что было бы «неприлично», поддавшись страху, просить помощи на стороне? В сущности, они думают одинаково. Только она говорит то, что думает.
— Прости, — сказал он. — Я тоже в полной растерянности. Как и ты. Но тебе действительно плохо, и, не исключено, станет еще хуже. Поэтому надо смириться с некоторыми неудобствами. Вызовем «скорую».
Все-таки это быстрее, чем искать врача.
На стене возле телевизора висел телефон. Он уже направился к нему, когда она тихо сказала:
— А ты знаешь здешний адрес? Если нет, каким образом вызовешь «скорую»?
Он хлопнул себя по лбу:
— Ты права.
— К тому же, телефон не работает, — пробормотала она.
Он уставился на нее:
— Ты уже пробовала звонить?
Она отрицательно покачала головой, и в тот же миг ее лицо исказилось, точно в нее воткнули иголку.
— Откуда же ты знаешь, что не работает?
— Так просто подумала…
Он снял трубку и приложил к уху. Послышались гудки — подключен.
Только он хотел сказать, что связь есть, как вдруг почувствовал легкое головокружение, и в его сознание ворвалась еще одна картина. Телефонная трубка падает на пол. Кто-то поднимает ее и говорит: «Провод перерезан».
— Телефон не работает, — повторила она.
Смотрит на него, но взгляд рассеянный.
Он повесил трубку назад.
— Ты в порядке?
Она по-прежнему безучастно смотрела в его сторону. Он подошел, оперся на край кровати и заглянул ей в глаза:
— Ты в порядке?
Звук его голоса привел ее в чувство, взор прояснился. От удивления она откинулась назад и тотчас скривилась от боли.
— Ты помнишь, что ты сейчас сказала?
— Я? Я что-то сказала?
Какие красивые у нее глаза! И взгляд такой ясный… Широко раскрытые, они смотрели прямо на него.
— Как все странно! И чем дальше, тем больше! Нам явно без врача не обойтись.
Он отошел от кровати.
— Но мне не настолько плохо, — сказала она, — я могу потерпеть.
— Что ты тогда предлагаешь?
— Для начала было бы неплохо убрать разбитую вазу, пока ты не наступил на осколки и не поранился.
— Согласен, — сказал он, взглянув через плечо на разбросанные по полу осколки. — В ванной, кажется, есть тряпка, так что после можно вытереть пол. Что дальше?
— Если собираешься выйти на улицу и просить помощи, надо хотя бы переодеться.
Он вспомнил, что все еще в пижаме.
— Принято.
Сколько, однако, в женщинах здравого смысла! — подумал он и принялся собирать осколки.
4
Через десять минут он, натянув футболку и надев полотняные штаны, занялся поиском обуви.
Одежда нашлась в шкафу. Выбор небольшой — майки да брюки. Слева висели аккуратно подобранные мужские вещи, справа — женские. Он просмотрел женские вещи — только блузки и юбки. Но на дне шкафа стояли две узкие коробки, открыв которые, он обнаружил нижнее белье и носки.