Съедобные люди - страница 17

– По-моему, единственный реальный план побега, – это осознать, что никакой тюрьмы нет… И стен нет, и тюремщиков, и вообще ничего.

– Ага, – я скептически фыркнул. – Точно так же, побыв в не-тюрьме, можно сбежать и оттуда. И планом побега будет осознание того, что тюрьма есть.

– А она и есть, Леннон. Потому что все верят, что они в ней живут, вот она и есть. А на самом деле её нет.

Я безнадёжно махнул рукой.

– Это всё ваша пелевинская софистика. Хуйня полная. Это слишком просто, ровно настолько, чтобы все повелись… Мир полон ключей, и они разбросаны повсюду, – я осовело пошарил взглядом в поисках наглядных доказательств и как всегда не нашёл ничего подходящего. По телевизору крутили «Отступников» Скорсезе, на которых никто в зале не обращал внимания. Все были подвешены на две верёвочки: пивного обволакивающего благодушия и неторопливого лаунжа, скучного, но не напрягающего. Джек Николсон, сжав нос, показывал Ди Каприо крысу, которая завелась в его банде.

– Вот, – заглядевшись на мимику Николсона, сказал я. – Помнишь «Сияние» Стивена Кинга? Вот простейший пример входа в недра и пазухи этого мира.

– Где? – спросил Арсеньев, тоже внимая беззвучному разговору ирландских бандосов. – В том, что Николсон замёрз в отеле и вышел через чёрный вход главой мафии?

– Нет. Red rum, вот где, – я перевёл взгляд на не вспоминающего друга. – Помнишь там паренька, который всё время писал на стенах RED RUM, дурацкую надпись такую? Которая наоборот читалась как MURDER.

– Ты видишь в этом ключ к познанию мира? – Арсеньев с интересом посмотрел на меня через пустой бокал. – Может, повторить?

– Да, повторить – это тема. Только доведи меня до дома. Я в последнее время быстро отключаюсь. Из-за феназепама. Причём наглухо отключаюсь.

– Доведу, конечно. Только адрес напиши, – Арсеньев повернулся к пробегавшей девушке (всё в пивняке было медленным, кроме бегавших халдеек; возможно, они были слишком мерзлявыми и вечно пытались согреть свои телеса ходьбой; тогда летом они должны будут до неприличия замедлиться; или не должны? Всё это пробегало в моей голове, пока я писал на пивной картонке свой домашний адрес). – Будьте добры ещё два литра Хайнекена, пожалуйста.

Официантка кивнула и улетела куда-то вглубь, в сторону от одного из источников лаунжа.

– Любой мардер, в смысле убийство, является источением жизни из человеческого или ещё какого-нибудь животного тела, – откинувшись головой к стене, бормотал я. – Точнее, изъятием из тела души. А душа, как сказано где-то в Библии, есть кровь. Или кровь есть душа. Один хрен. Поэтому кровь и не едят. Кстати, мы с тобой сегодня ели что-то явно кровавое, перед пивом… Так что сейчас перевариваем чью-то простенькую душу, поросячью или говяжью. Да… А красный ром – по-моему, одна из красивейших метафор крови.

Арсеньев появился где-то сбоку.

– Чувак, ты по стене сползаешь, – сказал он и подал мне руку. На нас уже кто-то смотрел. Чужие взгляды виделись мне со всех сторон сразу, но ни один из них меня не смущал. Меня даже не останавливало то, что меня могут вышвырнуть из пивняка. В прошлом году пару раз вышвыривали. А всё потому, что желудок слишком слабый. Или опьянение слишком быстрое и сильное. Или потому что я слишком накуренный был и всё время падал в приступах хохота.

Я не без труда Арсеньева, обхватившего меня с двух сторон и постаравшегося дёрнуть вверх не слишком резко, встал и доковылял до сральника. Задумчиво постоял над писсуаром, потом вошёл в освободившуюся кабинку, представил только что вышедшего здоровячка, скорее всего, отца семейства, под сороковник, раскорячившегося над унитазом, и его наслаждение от расслабления сфинктера. Меня тут же замутило, я наклонился ниже, чтобы не забрызгать джинсы, и изверг коричневатую муть с кусками непереваренного немецкогомясного, из пороси или говяда. В глотке, как обычно, было очень больно, кисло и тухло.

Вернувшись, я присоединился к Арсеньеву, который уже ополовинил принесённый экспресс-халдейками бокал.

– Выглядишь как-то хреново, – сказал Арсеньев.

– Меня вывернуло. Чьей-то жизнью, которую я так и не сумел переварить. Кусками мяса с красным ромом, – проскрипел я в ответ.