Секира царя Колоксая - страница 9

Девушка даже представить не могла, что прочтёт в той рукописи утром и к каким событиям это приведёт.

Две седмицы спустя. Граница княжеств Микона и Гетаи

Приграничный постоялый двор — место особое. А постоялый двор на границе Микона, где во главе стоял князь-колдун, и Гетаи, отвергающей всё магическое, — вдвойне уникален. За столами сидели альвы: серые, лесные, даже один из лунных. В дальнем углу устроились оборотни, вздрагивающие при каждом громком звуке. С другой стороны буянили гоблины: горланили, хохотали, громко стуча кубками по столу, — вести себя по-другому они попросту не умели. На втором этаже в отдельных комнатах торговались гномы и обычные смертные, в том числе и гетайцы. Потому как княжеские законы — это одно, а торговая прибыль — это совсем другое. И в «чистой», без магии Гетаи так же, как и в Тарсии, и в Миконе ценились альвийские мечи, а гетайки щеголяли в украшениях, изготовленных лучшими гномьими мастерами.

Радомир и Лан обедали на втором этаже в снятой на ночь комнате. Волхвы тихо переговаривались, обсуждая сложившуюся ситуацию, и решали, как быть дальше. Тарс недовольно глянул в окно. Опять снег! А уже середина березосола (март — Прим. авт.). Значит, снова придётся месить дорожную коломуть. Зябнуть сырыми днями и надеяться, что не придётся ночевать на холодной земле. Мужчина передёрнул плечами и поднялся:

— Пойду гляну: привели наших лошадей от кузнеца или нет.

Лан кивнул, дожёвывая пирог:

— Давай. А потом вместе сходим за припасами.

Радомир, не дослушав, вышел в тёмный коридор.

Он узнал альвийку сразу, как только увидел. Несмотря на то, что она стояла боком и о чём-то расспрашивала хозяина. Старый миконец махнул в сторону лестницы на второй этаж. Нимфириель глянула в указанном направлении, заметила колдуна и улыбнулась. А тот, скрестив руки на груди, насмешливо наблюдал за приближающейся девушкой.

— Даже не знаю, что думать, Ним!

— Что так? Фантазии маловато? — в тон ему ответила видунья, становясь рядом.

Мужчина молча разглядывал альвийку. Та не выдержала первой:

— Понятно: мы гордые, спрашивать ни о чём не будем! Да?.. Ну и ладно! Я сама скажу, — Нимфириель пожала плечами. — Я кое-что нашла, и вас это точно заинтересует.

— Что? — Володаровича впечатлил её уверенный тон.

— Мы можем поговорить без свидетелей? — попросила видунья, с сомнением глянув на людей в общем зале. — И давай позовём ищейку. Не хочется два раза одно и то же повторять.

Тарс кивком указал наверх и пошёл первым.

— Не называй Лана ищейкой: обидится, — предупредил он девушку. — А обиженный Лан — это очень скучно. Он молчать может месяцами и нисколько не страдает при этом. А я от тоски подыхаю.

Альвийка понимающе кивнула и вошла в распахнутую дверь. Миконец, увидев девушку, даже не скрывал своего удивления.

— Объясни! — попросил он Радомира.

Тот пожал плечами:

— Сам пока ничего не понимаю, но давай послушаем, с чем к нам пожаловала эта красавица.

Нимфириель сбросила плащ и, пока волхвы усаживались за стол, налила себе воды.

— Насилу вас догнала.

— Зачем? — поторопил её колдун.

Альвийка вытащила из рукава небольшой свиток:

— Я отыскала в дедовой библиотеке одну интересную рукопись.

— Лунхар привёз в Элимейс всё, что смог найти, — возразил Лан.

— Верно. Он показал вам книги, где упоминаются волшебные мечи, — девушка кивнула и пояснила: — А в этом свитке описывается история одной войны, даже не войны, а последней битвы. И есть интересная приписка… — Нимфириель передёрнула плечами и призналась: — Мысли об этой рукописи не давали мне уснуть. Я не могла дотерпеть до утра.

Радомир напрягся, пристально глядя на видунью. Её чутью он доверял безоговорочно.

— Показывай!

Но как только мужчина протянул руку, альвийка спрятала свиток за спину:

— Взамен ты выполнишь мою просьбу.

— Рад, не соглашайся, — зашептал миконец, — если бы всё было так просто, она сразу сказала бы, чего хочет.

Тарс с усмешкой глянул на нахмурившуюся Нимфириель:

— От неё так и так не отделаешься. Эта альвийка упёртая, как баран.

Девушка недовольно сморщила носик и укоризненно глянула на шушукающихся волхвов:

— Неприятно, когда тебя обсуждают в твоём же присутствии.