Секрет Пегаса - страница 11

— Способен или нет, но я попробую, — сказал Лэнг.

Френсис молча кивнул, окинул взглядом пологий склон и произнес сакраментальную прощальную фразу:

— Я буду молиться за вас.

Рейлли удалось скривить губы в гримасе, немного похожей на улыбку.

— Это никогда не повредит, — тоже как обычно, ответил он.

Лишь провожая взглядом священника, неторопливо спускавшегося с холма, Лэнг понял, что принял на себя обязательство. Не обещание, брошенное в гневе, не пожелание, высказанное для того, чтобы оказаться забытым, а обязательство.

О том, как его выполнять, он не имел ни малейшего представления.

С похорон Лэнг отправился в жилище Джанет. Конечно, дом надо было бы выставить на продажу, но он решил не делать этого. Джанет из сил выбивалась, чтобы заработать денег и дать своему сыну кров, который он мог бы считать своим. Этот дом был неотъемлем от них обоих, и Лэнг страшился даже мысли о том, что придется расстаться с ним.

Трава уже отросла. Рейлли с горечью подумал, что Джанет никогда не оставила бы ее нестриженой. Войдя во двор, он чуть не заплакал снова, увидев горку и качели, которые они вдвоем с Джанет установили два года назад. На это занятие была потрачена почти половина теплого летнего дня и море ледяного пива из холодильника. Лишь месяц назад Джефф признался своему дяде, что он уже большой и ему теперь нельзя играть на горке, как это делают малыши.

Лэнг открыл запертую дверь и сразу почувствовал, что дом успел приобрести ту атмосферу, которая всегда бывает заметна в обезлюдевших помещениях. Сказав себе, что ему необходимо внимательно осмотреть все, он поднялся наверх, опять спустился. Оказавшись в гостиной Джанет, Рейлли мрачно улыбнулся. Комната казалась намного опрятнее, чем он привык ее видеть. На стенах висели картины: угрюмые святые, суровые мученики и распятия, изобилующие струящейся кровью. Джанет коллекционировала живопись на религиозные сюжеты, и подтолкнул ее к этому занятию именно он, Лэнг.

Много лет назад беглец из одной балканской страны привез с собой часть своей художественной коллекции, картины, которые он, вне всякого сомнения, награбил в церквях, закрытых коммунистами, и принялся распродавать ее с таким азартом, который можно увидеть только у людей, впервые приобщившихся к капитализму. На одной картине, насколько помнил Лэнг, была изображена только что отрубленная голова Иоанна Крестителя в луже крови, на другой — истыканное стрелами тело полуголого мужчины, кажется, святого Себастьяна. Потрясающие краски, ранневизантийский стиль, да и цена на лондонском аукционе тоже весьма достойная. Джанет незадолго до того стала католичкой, и Лэнг решил, что подарить ей такую картину будет очень даже кстати. Если нет, то возникнет повод посмеяться.

Подарок пришелся куда более к месту, чем ожидал Лэнг. Он положил начало интересу, сопровождавшему всю последнюю часть жизни Джанет. Даже присоединившись к католической церкви, она не сделалась фанатичкой. А вот портреты изможденных святых и изображения их житийных страданий ей нравились. Его сестра объясняла свою привязанность тем, что это единственный жанр искусства, произведения которого она может приобрести. Картины импрессионистов и их современных последователей настолько дороги, что о них нечего было и мечтать. Зато церковной живописи на рынке так много, что цены на нее держатся на приемлемом уровне, и Джанет могла иной раз покупать даже древние произведения.

Еще ее развлекали не всегда удачные попытки Лэнга переводить латинские надписи, которые частенько попадались на картинах.

Он разделял интерес сестры к коллекционированию. В своих многочисленных путешествиях Рейлли собрал кое-какие вещицы, относившиеся к Античности, столь привлекавшей его: римскую монету с профилем Юлия Цезаря, этрусскую храмовую чашу, рукоять македонского меча, который вполне мог принадлежать кому-нибудь из солдат Александра.

Он уже запирал дверь, когда возле тротуара затормозила машина. Лэнг видел, как почтальон сунул что-то в ящик для писем и укатил.

Сара, секретарь Рейлли, последние несколько дней старательно собирала всю почту, состоявшую по большей части из рекламных объявлений. Это словно напоминало о том, что потребители существуют как ни в чем не бывало. От злой иронии, с которой крохи жизни Джанет оказались законсервированы в списках рассылки каких-то торговцев, делалось еще горше. Как душеприказчик сестры Лэнг собирался оплатить несколько счетов, а затем навсегда распрощаться от ее имени и с картами «Visa», и со службой «AmEx».