Секретарша из романа - страница 11

Я бросаю черновик на кровать и врываюсь в ванную. Настраиваю душ и пускаю воду. Холодная. Холоднее холодной. Арктически холодная.

Я бросаюсь внутрь прямо в пижаме.

И взвизгиваю, когда ледяная вода касается кожи. У меня сразу же перехватывает дыхание, и я выскакиваю из душа – от моей насквозь промокшей одежды во все стороны летит вода.

Мне трудно поверить, что кто-либо хотя бы раз действительно это делал. Возможно, выражение «принять холодный душ» всегда было лишь эвфемизмом. Эвфемизмом как раз для того, чем я сейчас ни в коем случае не буду заниматься, учитывая то, что я теперь знаю о Дирке и Аманде.

Конечно, я могла бы попытаться отвлечься на что-нибудь другое и, если повезёт, просто выбросить это из головы и закончить своё задание. Но я знаю, что это не сработает. С одной стороны, когда дело доходит до этих книг, моё либидо становится возобновляемым ресурсом. С другой стороны, я уверена, что больше никогда не смогу испытать оргазм, не думая о мистере Райзингере.

Вот и всё. Мне конец. Я окончательно и бесповоротно погубленный человек, у которого не осталось ничего, ради чего стоило бы жить.

Стуча зубами, я беру черновик книги и снова начинаю читать.

***

– Пять минут десятого, миз Бёрнс.

Это первое, что говорит мне мистер Райзингер, когда я захожу в его офис с кружкой кофе.

Укуси меня.

Хотя я только подумала это, этот выпад в его адрес тотчас же ударяет по мне рикошетом, когда я представляю, как он погружает зубы в мою плоть, ведёт ими вдоль шеи и покусывает мочку моего уха. Проклятье, что со мной случилось? Как я умудрилась перенести все эти чувства по поводу книг мистера Райзингера на него самого меньше чем за сутки после того, как узнала правду?

Конечно, он невероятно сексуален, если не обращать внимания на его угрюмый вид, но тот факт, что он, похоже, имеет своего рода телепатическую связь с моими женскими прелестями, не причина сходить с ума.

– Пять. Минут. Десятого, – повторяет он, тщательно выговаривая каждое слово. Я пялюсь на его рот и надеюсь, что это выглядит так, будто я внимательно его слушаю. Он неаккуратно побрился этим утром, что для него очень необычно. Эта маленькая полоска щетины вдоль его челюсти отвлекает внимание и создает иллюзию тени, из-за чего его лицо выглядит чуть более угловатым.

– Извините, мистер Райзингер. Должно быть, у меня часы отстают, – бормочу я и раскладываю перед ним его необычайно важную почту.

– И это всё? Серьёзно? – он делает глоток кофе и гримасничает. – И не будет никаких подколок? Нет ли у тебя жара?

Я вздыхаю:

– Что-то не так с кофе, сэр?

Он облизывает губы и хмурится.

– Это суматранский кофе?

Этот чёртов мужчина и его чёртов кофе.

– Да, – говорю я медленно, хотя знаю, что не могу быть уверена в этом на все сто. В отчаянной попытке сохранить рассудок я снова позволила одному из стажёров заказать кофе. Захудалая компания, которой мистер Райзингер настаивает, чтобы мы отдавали предпочтение, принимает заказы только по факсу, и их телефонные линии либо постоянно заняты, либо и вовсе оказываются парализованы на несколько часов. Я не могу позволить себе тратить на это целый день, поэтому, по возможности, привлекаю других.

И тогда происходит это.

– Это не, – говорит он, и мои губы сжимаются в тонкую линию, –суматранский кофе. Кто делал заказ?

В этой ситуации мне не победить.

– Я делала, – я скрещиваю руки на груди. – Должно быть, они перепутали заказ.

– Ну конечно, – он ставит кружку на стол. – Это не Повесть о двух грёбанных городах («Повесть о двух городах» – исторический роман Чарльза Диккенса, посвящённый периоду Французской революции – прим. переводчика). Не подставляйся ради какого-то стажёра, которого и так через месяц здесь не будет. Почему ты всегда лжёшь?

– Я не лгу. И даже если бы врала, думаю, вы знаете, почему, – я чувствую, как сердце начинает биться чаще, адреналин, вызванный противостоянием с ним, сплетается в моей груди с чем-то новым и незнакомым. – Я знаю, как иметь с вами дело. У этих бедных детей ещё остались какие-то радости и надежды в жизни.

– Не скажешь, кто это был, и я просто наору на них всех, – говорит он и кривит рот в невесёлой улыбке. – Так что давай колись.