Секретная командировка - страница 13

Перед тем, как началось голосование, Андрей Башмаков попросил слова. А когда ему его предоставили, он вышел вперед, повернулся лицом к залу и, начал мрачно читать стихи:

Хотя сами стихи были не слишком интересными, но в его голосе было что-то завораживающее. Зал слушал молча, а когда Андрей Башмаков закончил и, словно ведущий актер столичного театра небрежно поклонился публике, все зааплодировали. Стоит ли говорить, что когда приступили к голосованию, почти все проголосовали «за»?

Я лежал и любовался на спящую Наталью. Да, так уж оно получилось. Скорее всего, я бы не сделал попытки к сближению, но вчера, когда мы возвращались с собрания, а я пошел провожать редактора, нас остановили два мрачноватых субъекта. Нет, их не интересовали наши карманы, они не просили закурить. Они конкретно спросили – а почему ты, тля газетная, была против вступления в партию нашего дорогого комиссара Башмакова? Один даже попытался ударить Наталью Андреевну. Солдатика, стоявшего рядом с женщиной, они вообще в расчет не приняли. А зря. Все-таки, я хотя и был в последние годы на кабинетной работе, но кое-что помнил, а что-то было намертво вбито не только на спортивных матах.

Когда мы уходили, оставив на грязной весенней улице два тела (одно лежало тихонько, второе поскуливало), Наталью Андреевну начала бить нервная дрожь, а потом она забеспокоилась – как там моя рука? Не разошлась ли рана? И, несмотря на мои слабые уверения, что все в порядке, когда мы дошли до ее квартиры, она решила произвести осмотр. Ну, а дальше – легкие прикосновения, поцелуй, нерешительная попытка вырваться из объятий.

Похоже, моя женщина начала просыпаться. Вот, высунулась из-под одеяла. – Не смотри на меня.

– Проснулось, спящее создание? – улыбнулся я, наклоняясь к женщине.

Наталья попыталась натянуть одеяло на себя.

– Господи! Что я наделала?! Ведь я же тебе в матери гожусь!

– Как говорят французы – нельзя считать количество выпитых бокалов, возраст женщины и количество ее любовников, – хмыкнул я, целуя Наталью.

Точно ли французы так говорят, но возразить сложно.

Спустя какое-то время Наталья Андреевна, умывшаяся и причесавшаяся, устанавливая на спиртовку крошечный чайник, сказала:

– А любовников у меня не было. Муж был, да. А если считать тюремного – то целых два. Знаешь, что такое «тюремный» муж?

– Тот, к кому приходит на свидание женщина – ну, якобы жена, или невеста, хотя на самом деле она товарищ по партии.

– Ага, – кивнула моя начальница, пытавшаяся что-то отыскать на полках кухонного шкафчика. Вздохнула: – Хлеб у меня еще вчера кончился, а что-то варить нет времени. Ладно, придется неприкосновенный запас открыть.

«НЗ» главного редактора и члена бюро городской ячейки РСДРП (б) состояло из мешка с черными сухарями – полкилограмма, не больше (ну, применительно к нынешним реалиям – с фунт!). Высыпая сухари в какую-то миску, Наталья сказала:

– Да, касательно «тюремного» мужа. В моем случае, сидела я, а товарищ по партии изображал законного мужа.

– Бедняжка, – обнял я женщину и прижал ее к груди.

– Володь, ты чего? – удивленно отстранилась Наталья. – Я и в тюрьме посидела всего два месяца, кормили там хорошо, можно было книги читать. Вот, когда после тюрьмы в ссылку отправили – это уже в девятьсот седьмом было, там было хуже. Сибирь, комары, грязь… фу. Хорошо, что мы с Андреем как раз поженились. А молодоженам многое кажется простым.

– А где он теперь? – насупился я.

– Кто, мой муж? – не поняла Наталья. – А зачем он тебе?

Потом до нее стало что-то доходить. Подойдя ко мне, взъерошила мои волосы, и вздохнула:

– Вовка, мой муж уже давным-давно живет с другой женщиной. После ссылки он решил, что революция – это не по нему. А ты что, собираешься делать мне предложение?

– Почему бы нет? Что тебя смущает – мой возраст, мое положение? Возраст – мелочи, а положение…