Сeкрeтнoе пoручениe Cтaлина - страница 8

— Вижу, вы умный человек, — сказал он профессору. — Значит, тоже размышляли на тему, как устроить на земле рай.

— Ну, допустим, — хмуро ответил толстовец.

— И что же, кроме чтения «Нагорной проповеди», так ничего и не придумали?

Толстовец удивился эрудиции Ягоды. Он знал, кем раньше являлся его сокамерник, и о чекистах был невысокого мнения.

— А сами-то что наворотили, исчадия ада! — прямо и резко сказал.

— Мы исходим из того, что слаб и жалок человек. Хотя, конечно, звучит гордо, — ответил Генрих Григорьевич. — Вот мы его и тащим за воротник в коммунизм.

— Пока дотащите, в ваших руках один воротник и останется, — проворчал непротивленец.

Беседы продолжались, Ягода был даже рад, что подселили. «Очень кстати. Больше узнаю, много впечатлений получу. Не только за себя расскажу, но и обширный материалец подготовлю». Тем паче, что взбунтовавшемуся старцу грозил расстрел, и сам профессор понимал, что его ждёт. Он обречённо вздыхал: «Эх, скорей бы!». Так что Генрих Григорьевич практически с покойником беседовал.

— Смерти боитесь? — спросил, памятуя, что всё обещал узнать об ощущениях приговорённых.

— Нет, не боюсь. Полагаю, из ада земного попаду в рай небесный.

И действительно, ничего не боялся. Вождя всех народов невежественным семинаристом обзывал. Но тут уже Ягода возмутился.

— Зря вы так. Товарищ Сталин очень много знает и много читает. И вашего учителя Толстого всего прочитал. Вы не думайте, Иосифу Виссарионовичу совсем не в радость прибегать к насилию. Он великую скорбь от своих полномочий ощущает.

— Гляди-ка ты, — удивился толстовец. — Похоже, он и Достоевского начитался.

— А то, — удовлетворённо сказал Ягода. — Он при мне «Братьев Карамазовых» штудировал и пометки делал разноцветными карандашами. Вот уж будущим биографам найдётся, с чем работать.

— А как вы здесь очутились? — и об этом, не без удивления, спросил толстовец. — Расскажите, если не секрет, каким образом попали в рукавицы Ежова?

Ещё какой секрет! Разумеется, об этом Генрих Григорьевич рассказывать не стал. Однако старик сам попытался ответить на свой вопрос. Он внимательно посмотрел на Ягоду: — А не воспользовался ли наш высокоэрудированный горец подсказкой Ивана?

— Какого ещё Ивана?

— Ну, одного из братьев. Дословно не помню, но этот доморощенный философ заявлял примерно так: «Если одна гадина скушает другую, на земле чище станет». Не эту ли фразу ваш кумир отметил карандашиком?

Вон что! Вон какой тонкий намёк. Но опять промолчал Ягода; и так слишком много сообщил, не засветиться бы. Опасение было ещё связано с тем, что он год назад инициировал закупку немецких звукозаписывающих аппаратов. Может, и сюда в камеру воткнули. Впрочем, осторожный осмотр всех углов камеры ничего не дал.

В другой раз старец задумался и сказал:

— Ну, хорошо. Я верю в искренность ваших вождей. В конце концов, ваш демиург Ленин-Ульянов духовно сгорел, будучи типичным идеалистом.

— Э, нет! Путаете, — поправил его Ягода. — Какой же он идеалист? Владимир Ильич был материалистом.

— Это вы путаете. Всё материальное ему было чуждо. Материалисты преимущественно на Западе осели. Морганы, Рокфеллеры, Дюпоны. Вот те — истинные материалисты, владельцы заводов, фабрик и пароходов. А ваш Ульянов никакой собственностью не обладал. Он после смерти материалистом стал. Когда за ним недвижимость закрепили: мавзолей имени его псевдонима. Так что не сбивайте меня: он был идеалистом в высшей степени. «Мы наш, мы новый мир построим» — так вы поёте на своих сборищах?.. Допускаю даже, что построите. Но что это за будущее, в основании которого море слёз и крови?

Знакомая тема! Ягода воодушевился.

— А, так вы, значит, тоже из тех, кто каждую пролитую слезинку нам в укор ставит? — спросил он. — Но если мы, государственные деятели, будем только слёзки всем утирать, то вы все ещё быстрее кровавыми слезами умоетесь и приползёте к нам за указаниями.

— Вам эту мысль тоже Сталин подарил? — прозорливо спросил толстовец и, не дождавшись ответа, высокомерно пробурчал: — Кажется, ещё один Торквемада объявился.

— Не надо нас равнять с испанской инквизицией! — возразил Генрих Григорьевич. — Мы пользуемся ленинской теорией отражения, которую вы, старорежимные интеллигенты, так и не смогли постигнуть.