Секреты долгой молодости профессора Никитина - страница 12

Есть и другой путь. В качестве эталона вы выбираете дистанцию. Скажем, три, пять километров, а возможно, и все десять. Это какая-то определенная и точно измеренная дистанция. Преодолейте ее всю, чередуя бег с шагом по тому же принципу, что и в первом варианте: дыша через нос. Не хватает воздуха, пришлось раскрыть рот — перейдите на шаг. Успокоились — снова бегом. Поверьте, при самом умеренном упорстве настанет время, когда вы всю дистанцию преодолеете бегом.

Наконец, есть еще одна «безразмерная» рекомендация, в которой предлагается вообще не думать о дыхании: бегите в темпе и до тех пор, пока вы в состоянии поддерживать непринужденную беседу с партнером. Стало трудно говорить — перейдите на шаг. Через некоторое время — снова на бег. И так далее.

Почему профессор так настаивал на дыхании через нос или возможности вести беседу? Просто, если человек никогда прежде не занимался спортом или выходит на тропу бега после многолетнего перерыва в занятиях, очень важно не допустить на этом этапе перетренировки, избежать неприятных ощущений. Практика показывает самое трудное в оздоровительном беге — начало, первые два-три месяца занятий. Те, кто выдерживает этот срок, остаются потом верными приверженцами бега. Именно об этом говорил профессор по пути со стадиона к автобусной остановке и во время ожидания автобуса. Именно в этот момент я и задал Константину Филипповичу важнейший, на мой взгляд, философский вопрос:

— Вы бегаете, вообще занимаетесь, чтобы продлить жизнь?

— А как выяснить: продлил я ее с помощью занятий или нет? — профессор становится вдруг необычайно серьезным. — Я занимаюсь, чтобы жить здоровым — в этом главный смысл. Чтобы жить здоровым, понимаете?

К остановке подкатил переполненный автобус. Профессор сделал прощальный жест рукой, вскочил на подножку, как мальчик, вжался меж плотно сгрудившимися телами, створки двери со стоном сдвинулись, и я, оставшись один, зашагал в сторону центра, раздумывая над ответом профессора.

«Жить здоровым… Да, да, в этом благородная гуманная цель занятий, — думал я, вглядываясь в загорелые лица прохожих. — Профессор совершенно прав: жить здоровым — вот главное. Ведь сколько потерь несут обществу болезни! Материальный ущерб — только одна сторона дела. А моральный?.. Скажем, больной человек в семье. Даже оставаясь любимым, он все равно обуза для родных и близких. Их горе, их страдание…»

Вдруг некий брюзжащий голос вторгается в, казалось бы, стройный ход моих мыслей:

— Ну да, как же, верь своему профессору. А где гарантии?

— Какие еще гарантии?! — ничего не понимаю я.

— Обыкновенные. Я вот, как ненормальный, стану бегать — время тратить. Упражнения разные начну делать, хотя мне это скучно. Так вот, где гарантии того, что я все равно не заболею. Я знал одного — и бегал, и гимнастикой занимался, и за питанием следил. Все равно — заболел и умер. А, может, не бегал бы — жил. Я вот, не бегаю и гимнастику не делаю…

— Ах ты, обыватель несчастный, — неслышно кричу я. — Да ты… Что это ты все выворачиваешь наизнанку?! Человек, понимаешь, просто человек, попал в больницу. Лекарства не помогли. Мы что, предъявляем счет? Нет. Списываем на судьбу, на то, что поздно, мол, обратился, что медицина пока бессильна… И физкультура не помогает стопроцентно каждому. Люди ведь разные. Но ты берешь единичный случай и возводишь его в степень, пуская в оборот уже в качестве правила. Запрещенный прием.

— А мне, знаешь, как-то все равно — запрещенный или нет, — продолжает гнуть свою линию голос. — Я не хочу быть даже тем единичным случаем. И потом, я ведь не враг профессора. Просто он меня не убедил. Вся эта идея — жить здоровым — как-то трудно вписывается в наши будни. Во-первых, профессор, наверное, не работает, а во-вторых, я ведь грамотный, читаю рекомендации приверженцев здорового образа жизни: не кури, не пей, то и это не ешь, купайся в проруби, бегай, не нервничай, спи по восемь часов в день. Это надо жить в стерильной среде под стеклянным колпаком. Не нервничай! Скажут тоже…

— Слушай, — прошу я, — кто ты, не знаю, но отвяжись.

— Я-то отвяжусь, — брюзжит оппонент профессора, — а вот как ты? Тебе писать…