Selbstopfermänner: под крылом божественного ветра - страница 10

Я удивленно глянул на девушку. Она захохотала:

— Это мой друг детства. Мы с ним с пеленок выросли, друг на друге целоваться учились, сигареты друг у друга стреляли, первый раз напились… Я спросила у него, что делать, он сказал, надо переждать, Билл перебесится, успокоится… Ну, это типа подросткового периода…

— Знаешь что! — швырнул я приборы на стол. — Кризис в голове! Я его близнец, и у меня что-то никакого кризиса не наблюдается! Я верю только в один кризис, когда человек не может собой управлять — это подростковый взрыв гормонов. Все остальное блажь и ерунда.

— Что ты сравниваешь? Ты другой. Билл более чувствительный. А про Мари Ларри сказал, что у нее из-за Билла затяжная депрессия, что если бы удалось ее переключить на что-то другое, то их отношения можно было бы спасти. И тут она залетает и вместо поддержки получает новые приступы агрессии со стороны Билла.

— Слушай, а где я был все это время? Почему я ничего не знал?

— А ты работал, Том.

Я покачал головой. Картинка прорисовалась, но верить в нее мне не хотелось. Если у Билла настолько серьезные проблемы, почему он мне ничего не сказал? Черт, я как знал, что нам нельзя было разъезжаться. Жил бы я с ними, все было бы нормально. «Он прессанул ее жестко…» Да он не мог ее прессануть! Не мог ударить! Они же даже почти никогда не ругались! Это какой-то бред…

— Пойдем спать? — ласково промурлыкала мне в ухо Сьюзен. — Я очень по тебе соскучилась.

— Пойдем, — с готовностью поднялся я. — А завтра я проснусь, и все будет хорошо. Слышишь? Все будет хорошо. Этот бредовый кошмар кончится, и все будет хорошо. Главное сейчас уснуть побыстрее.

Глава 2

Рано утром я уже пинал дверь Мари, обвешанный пакетами с ног до головы. К двери с той стороны подошел детский плач, замок щелкнул и предо мной предстала молодая мамочка, интенсивно трясущая одного из младенцев. Второй надрывался в комнате. Мари выглядела даже хуже, чем вчера, хотя вчера она выглядела просто отвратительно. Она мельком глянула на меня, кивнула, приглашая войти, и ушла обратно в комнату.

— Ты спала? — спросил я, переложив продукты в холодильник.

Она вымученно улыбнулась и покачала головой. Мне все-таки интересно насколько ее хватит?

— Почему они кричат? — взял я на руки одного из мальчиков. Я так за вчера и не научился их различать.

— Не знаю, — всхлипнула она. — Они сытые, чистые… Может устали? Перегуляли?

— Перегуляли? — Я посмотрел на часы: время — начало девятого. — Ты уже с ними гуляла?

— Нет, просто они не спят с пяти утра.

— Ранние пташки, — улыбался я малышу. — Это кто?

Она как-то осоловело глянула сначала на моего ребенка, потом на своего, и я понял, что дальше лучше не уточнять.

— Все-таки я им сделаю именные браслеты, — пообещал я.

Мари вяло растянула губы в жалком подобии улыбки.

Через час близнецы «концерт» закончили и мирно заснули. Мари без сил бухнулась на табурет на кухне. Я приготовил ей завтрак и сделал чай с мятой.

— Смотри, я всё обдумал, что и как, — принялся я делиться с ней своими гениальными мыслями. — Тебе, во-первых, надо сменить жилье, это я возьму на себя. Просто надо подумать, где тебе будет лучше, район там… Что вам еще нужно? Магазины? Больница? Ну, мало ли что?

Мари кивнула, неторопливо жуя мою нехитрую стряпню.

— Вот мне нравится, когда ты со мной соглашаешься, — широко улыбнулся я.

— У меня просто нет сил с тобой спорить.

— И не надо! Во-вторых, тебе нужна помощница. Это я тоже беру на себя. Я обращусь в агентство, выберу для тебя штуки три-четыре наиболее адекватных нянь, а там уж ты сама решишь, кто тебе ближе. У тебя есть какие-нибудь пожелания?

Она рассеянно уставилась в тарелку с омлетом.

— Ну, там… Не знаю… Хочешь, чтобы она тут еще готовила или убирала? Языкам детей обучала? Хочешь?

— А можно она будет из России? Я хочу, чтобы дети знали родной язык.

— Из России? — почесал я затылок. — Попробую… Но не обещаю. А возраст какой ты хочешь? Молодая? Пожилая?

— На твое усмотрение.

Я мечтательно улыбнулся и поиграл бровями:

— Ммммм… Ты доверяешь моему вкусу? — сладко протянул.

Мари шутку не оценила. Я постарался стать серьезным. Но почему-то, глядя на эту умученную тощую кошку, серьезным быть не получалось. Ее хотелось теребить и веселить. Вот только веселиться она не хотела.