Селестина - страница 22

С е л е с т и н а. Глупо ты рассуждаешь; ведь в одиночку скучно веселиться. Не ищи уединения и не горюй, природа бежит печалей и стремится к радостям. С друзьями приятно делить наслаждения, а особенно приятно рассказывать и сообщать им о своих любовных делишках: то-то она сде­лала, то-то сказала, так-то мы с ней забавлялись, так-то я ее схватил, так поцеловал, так она меня укусила, так я ее обнял, так она ко мне прижалась. О, что за речи! Что за прелесть! Что за утехи, что за поцелуи! Идем туда-то, вер­немся обратно. Эй, музыку сюда! Давай сочинять девизы[18], петь песни, биться на копьях! А чем мы украсим шлем[19], какую эмблему выберем? Вон она пошла к обедне; завтра она выйдет из дому, пойдем побродим по улице; смотри, вот ее письмо, отправимся к ней ночью, подержи мне лест­ницу, постереги у дверей. Ну, хорошо тебе с ней было? Гляди-ка на рогатого: оставил ее одну! Обернись на нее еще разок, вернемся туда! Вот этим всем, Пармено, разве можно наслаждаться одному, без приятеля! Право, право, я ведь на этом деле собаку съела. Вот оно — истинное на­слаждение; а все прочее и ослы на лугу делают не хуже.

П а р м е н о. Не хотелось бы мне, матушка, чтобы ты завлекла меня, суля наслаждения, как делали еретики. До­водов разума у них не было — вот они и создавали учения в оболочке сладостной отравы, дабы с их помощью пленять и подчинять себе слабые души и приманкой соблазнитель­ной страсти ослеплять очи рассудка.

С е л е с т и н а. А что такое рассудок, шалый? Что та­кое страсть, осленок? Для всего этого нужен ум, которого у тебя нет, а в уме главное — осторожность, а осторожности не бывает без опыта, а опыт есть только у стариков, и по­тому нас, старых, называют родителями, а добрые родители дают детям хорошие советы, как я тебе, чья жизнь и честь мне дороже своей. А когда ты мне за это отплатишь? Ни­когда! Родителей и наставников никогда не отблагодаришь равной услугой.

П а р м е н о. Все же боязно мне, матушка, последовать сомнительному совету.

С е л е с т и н а. Не хочешь? Тогда я повторю то, что сказал мудрец: «Если человек упрямо презирает того, кто его поучает, то постигнет его внезапная болезнь и не будет ему исцеления». И на этом, Пэрмено, прощаюсь я с тобою и заканчиваю переговоры.

П а р м е н о (в сторону). Матушка рассердилась; и все же я сомневаюсь в ее советах. Ничему не верить — ошибка, верить всему — грех. Для человека лучше верить; а верить следует тому, кто сулит выгоду и удачу, помимо любви. Вдобавок я слышал, что надо слушаться старших. Что же она мне советует? Мир с Семпронио. От мира нельзя отка­заться: блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами божьими. Не должно бежать любви и милосердия к ближним; от выгоды тоже мало кто откажется; поэтому я хочу угодить ей и послушаться.

Матушка! Учителю следует сердиться на невежество ученика лишь изредка, да и то — поучая, ибо наука по при­роде своей должна переходить от одного к другому и усваи­вается не сразу. Поэтому прости, поговори еще со мной, — я не только хочу слушать тебя и верить, но сочту за особое счастье получить совет. И не благодари: хвалу и благо­дарность заслуживает не тот, кто получает, а тот, кто дает. Приказывай, — твоему приказанию покорна моя воля!

С е л е с т и н а. Люди заблуждаются, а скоты — упря­мятся. Поэтому я радуюсь, Пармено, что у тебя спала пе­лена с глаз и ты стал понятливым, рассудительным и ум­ным, как твой отец; его образ возник сейчас в моей памяти и наполнил жалостью вот эти очи, из которых, видишь, льются обильные слезы. Бывало, он, как и ты, защищал неразумное, но тотчас же возвращался на верный путь. Клянусь богом и душой, смотрю я, как ты только что упор­ствовал и как вернулся к истине, и будто живым его вижу пред собою. Что это был за человек! Что за умница! Какой почтенный! Но помолчим, сюда подходит Калисто и твой новый друг Семпронио; примирение ваше отложим до более удобного случая; а уж коли у двоих сердца бьются заодно, у них и дело пойдет на лад.

К а л и с т о. Злополучие мое таково, матушка, что я даже сомневался, застану ли тебя еще в живых. А желание мое таково, что просто чудо, как это я дошел сюда живым.