Селинунт, или Покои императора - страница 41
Мое появление он воспринял без особой радости, возможно, и в духе соперничества (в какое место она его ужалила? может, она и с ним тоже спала?), нарочито меня не замечал и даже избегал появляться поблизости. Выказывать ревность довольно необычно для человека столь расчетливого склада ума. Он прочно обосновался в доме, красивый зверь (а при случае просто самец), — должен быть доволен уже тем, что он хозяин в своих владениях, может и дальше разыгрывать из себя городового и держать в страхе челядь.
Я мало общался со слугами. Наверное, они презирали во мне чужака, которого не сажают за хозяйский стол, а спать загнали под крышу, забывая, что комната, которую я занимал, возможно, некогда была приютом алхимика, личного астролога князя или подеста. Чего доброго, они вообразили, будто я нарочно подставился под брызговик «Остин-Мартин», — шитый белыми нитками предлог, чтобы за мной бесплатно ухаживали и распахнули двери этого дома, наглухо закрытые для чужих. У синьорины, когда она сшибла меня на том крутом повороте, не было водительских прав: само собой, меня нельзя было везти в больницу, там сразу бы известили полицию. Так что они могли подумать, будто я ее шантажировал, возможно, даже требовал денег. Зато им и в голову не могло прийти, что я ее сразу узнал, что я сразу понял, с кем имею дело (охранник зала медальонов сказал мне тогда, кто она такая).
Видя, что я уже совершенно поправился, но никто и не думает указать мне на дверь, слуги остерегались выказывать мне свою враждебность, встречая меня на террасах или на дозорном пути. Они, наверное, тоже чувствовали ответственность за это «сокровище», которое, если б его разложили перед ними, показалось бы им грудой бесформенных обломков, изломанных бесполезных орудий, не представляющих никакой ценности, странных масок, у которых наверняка дурной глаз. Но по радио про это шли передачи, газеты и журналы рассказывали об этом читателям в статьях, напичканных учеными словами и непостижимыми оценками некоторых предметов, подробно описанных и сфотографированных во всех ракурсах. Разве им не следует быть настороже и вести себя со мной осторожнее, чем синьорина?
Когда меня привезли сюда после столкновения и тотчас призванный доктор велел им меня раздеть, они все видели, что у меня в карманах: несколько сотен лир, обтрепанный, возможно, просроченный паспорт. В их глазах я был голодным волком в овчарне. Они прекрасно знали эту породу изголодавшихся иностранцев, битников, прибывших со всего света и затоплявших собой Италию после летнего солнцестояния, толпившихся перед музеями, церквями, при въезде на автомагистрали, и если бы дорожная полиция не гоняла их оттуда, они непременно перегородили бы дороги и вымогали бы деньги у туристов. Это ребята, готовые на все, — по их представлениям об этих исхудалых и волосатых варварах, — готовые обратить в деньги все, что можно, наняться мыть посуду, продаться за тарелку лазаньи, за бутылку кьянти, за четыреста километров по счетчику — явно нечестная конкуренция по отношению к местным жуликам и распутникам, тоже живущим за счет иностранных клиентов.
В глазах прислуги кастелло я принадлежал к племени этих сезонных захватчиков. Чего мне было ждать? Чем бы я отблагодарил за донос, даже если бы у кого-нибудь достало смелости пренебречь наставлениями Гриши и совладать со страхом, который он всем внушал? Слуги могли воспринять эту масштабную воздушно-десантную и морскую операцию как способ, придуманный хозяевами, чтобы избавиться от меня. Брошенный здесь, я буду вынужден отсюда уйти и отправиться искать крова и пропитания у других богатеньких простофиль.
Так что тайна была соблюдена. Все было выполнено за рекордное время. Самое большее шесть-семь часов. Я едва успел прийти в себя после обильного возлияния, из-за которого я, не имея привычки к таким попойкам, совершенно отключился и не слышал, что творилось внизу. Пробуждение стало тем более внезапным, что во всем огромном строении в то утро царила необычная тишина, словно в карьере, вдруг покинутом рабочими. Дворы опустели, слуги исчезли, только несколько голубей сидели на карнизах и вокруг центрального фонтана.