Семь фантастических историй - страница 6

Тут она надолго умолкла. Когда, испугавшись тишины, он заглянул ей в лицо, оно изменилось. Она словно вся стала меньше, но глаза из-под восковых век пристально смотрели на него.

— Я готова расстаться с этим миром, — сказала она. — Он меня наизусть знает, как я знаю его, и нам нечего больше сказать друг другу. Мне самой даже странно — отчего меня так занимает, отчего мне так дорога эта старая Карлотта ди Гампакорта, которая скоро совсем исчезнет со сцены, что я не могу с ней расстаться, не предоставя ей возможности простить должникам ее. Но что поделать — В моем возрасте трудно отказываться от давней привычки. Так согласны ли вы ради меня отправиться за моей девочкой в Пизу?

Левая рука ее скользнула по простыне, как вы нащупывая его руку. Август тронул холодные пальцы.

— Я к вашим услугам, мадам, — сказал он. Она глубоко вздохнула и закрыла глаза. Он поспешил позвать доктора, за которым меж тем послали.

Слугам он приказал готовиться в путь рано на рассвете, а сам вернулся к письму, чтоб успеть его отправить. Проглядев письмо, он решил, что его рассуждения могут огорчить своей безысходностью доброго Карла, а потому снова взялся за перо и прибавил две строчки из «Фауста», любимые строчки друга, которыми тот, бывало, в Ингольстаде не раз заключал их споры:

И с нежной улыбкой он запечатал письмо.

Когда на другой вечер он подъезжал к гостинице, последней перед Пизой — множество домов, карет и пешеходов, гомон и грохот говорили о близости большого города, — его обогнал фаэтон, и с козел, бросив поводья гостиничному кучеру, соскочил стройный молодой человек в широком черном плаще. Следом вышел старик мажордом, похожий на маскарадного Панталоне. Смеркалось. Первые звезды проступили на синем глубоком небе, повеяло вечерней прохладой. Августа охватило особенное дорожное чувство, составляющее счастье истинного путешественника. За день его оставляли позади и обгоняли всадники на конях и ослах, кареты, телеги, запряженные быками и мулами, и уже ему представлялось, что жизнь устремляется по определенному назначению, а значит, не может его не быть и у самого Августа. Огни, шум, запах дыма, сала и сыра, которыми встретила его гостиница, тешили сердце. Будто самый дух Италии спустился с дальних гор, перебрался через множество рек, чтобы здесь, на площади перед остерией, нежно омыть ему лицо.

Остерия была когда-то приемной роскошного дворца, и Август ступил в большую красивую залу, расписанную фресками. Старик хозяин с двумя слугами сервировал стол подле открытого окна, и все трое углубились в жаркий спор, от которого хозяин оторвался, чтобы приветствовать гостя и заверить его, что все мыслимое будет сделано ради его удовольствия. Но как прикажете быть, когда столько важных господ нежданно-негаданно нагрянет разом? И в заведение, которое так дорожит своей репутацией! Просто голова кругом! Через полчаса прибудет принц Потенциати, да еще с молодым другом, принцем Джованни Гастоно! Эти знают толк в еде и заказали куропаток, а повар возьми да испорти соус. Август спросил, не принц ли Джованни тот юноша, которого он видел только что у подъезда. Нет, не он, сказал старик, это не иначе другой знатный привередник.

Как, неужто милорд и не слыхивал про принца Нино? О, подобного юноши не встретишь нигде, кроме Тоскании. Еще малым ребенком он был так дивно хорош, что с него писали младенца Христа для собора. Где вы он ни появлялся, сразу все очарованы. И он патриот, он истинный сын Тоскании. Честолюбивая мать посылала его ко дворам Вены и Санкт-Петербурга, но он воротился домой, не пожелав разговаривать ни на одном языке, кроме родного, а ведь это язык великих поэтов, милорд! Дворцы его обставлены в духе тосканской старины, оркестр играет только итальянскую музыку, кони скачут в классических скачках, а осенью, когда оканчивается сбор винограда, он устраивает пышные праздники, как в добрые старые времена, — Все танцуют старинные танцы, обнаженные сельские девы выжимают виноградные гроздья, импровизаторы воспевают ночь, Тосканию, любовь и рачительного хозяина…