Семьдесят девятый элемент - страница 5

Носатый объявляет:

— Приехали, скажи?

Колеса подпрыгивают, дробно и ощутимо тарахтят, как велосипед по булыжнику. Пробег короток и быстр.

Выглядывают пилоты, говорят в унисон:

— Приехали.

На земле владычествует необъятная тишина.

Она простирается повсюду. Лишь справа ее удерживает и не пускает дальше склон горы, зато с трех других сторон и ввысь тишина разливается просторно и неограниченно.

Это — особая, особенная тишина, вовсе не схожая ни с гулким, готовым откликнуться на малейший звук молчанием высокогорных ущелий, ни с уютным безмолвием города, погруженного в сонную темь, ни с переливчатым безголосием штилевого моря, ни с угрюмой насупленностью тайги.

В пустыне тишина отличается нейтральностью, она тут — ни глухая, ни звонкая, ни добрая, ни угрюмая, ни зловещая — словом, никакая, точно дистиллированная, без цвета, вкуса и запаха, вода. Тишина эта не глушит и не откликается, не тяготит и не рождает ощущения легкости, не вызывает ни восторженного трепета, как случается в море, ни томительного и сладкого страха таежной глухомани, — здешняя тишина просто есть, она существует, и никто не может, наверное, нарушить, преодолеть или хотя бы растормошить ее.

Завеса пыли, поднятая самолетом, витает долго и неподвижно, потом она оседает и перекрашивает под верблюжью шерсть мой пиджак и раздутый дорожный портфель, крылья биплана и козырьки летчицких фуражек. Пыль опадает, и теперь видно, как, подобно дымку костра, извивается и струится перегретый воздух.

— Опять машину, гады, не выслали, скажи? — со злорадным, плачущим восторгом жалуется носатый, голое его звучит невнятно и слабо в нерасторжимой тишине пустыни. — Положено круг над поселком делать, скажи? Зачем круг не делал? Знаешь порядок, скажи?

— Катись ты к трёпаной матери, — серьезно советует пилот. — Тебя, видать, так завертело, что и не заметил ничего. Я не божья пташка, чтобы кружить в небеси, один раз просигналил — и хватит, жалуйся на Перелыгина, коли он...

Договорить летчик не успевает: носатый рывком шарахает в сторону и бежит, загребая песок циркульными короткими ногами. Гляжу ему вслед и вижу: длинный клуб пыли равномерно и настойчиво толкает перед собой игрушечную машину, и это — единственное живое, что есть окрест, кроме нас.

Клуб пыли останавливается, видно, как носатый размахивает руками, будто фанерный акробатик на двух палочках, потом пыль снова принимается толкать машину, а носатый бегом возвращается и хвастает мне:

— Бжалава — я! — все может. Договорился. Шофер с водовоза передаст завгару, будет грузовик. Скажи?

— Вот что, друг, — говорит пилот, скучая от безделья. — Нам торчать — резону мало. Выгружай свою гастрономию. Обратно полечу.

— Точно, — подтверждает его напарник, оба они молодые, сильные, безделье томит их, а может, их давит глухая тишина, и хочется быстрее в бегущее, звонкое, рычащее мотором небо.

— Выгружай? Куда выгружай? В песок выгружай, ты скажи? — вопит носатый, обращаясь почему-то ко мне, и мигом утихает, соглашается: — Ладно, брезент постелим, скажи? Помогай, друг, — приказывает мне и сулит: — Бутылку поставлю, когда в поселок приедем, скажи?

Поставить бутылку сулит и еще раз — самолета нет уже и в помине, а ЗИЛ пришел, и выяснилось, что грузчиков прислать не догадались. Вдвоем с шофером — давеча помогал пилот — кидаю громадные куски фиолетового мяса, заталкиваю в кузов ящики, Бжалава мотается рядом, полирует лысину кепкой, покрикивает и поднимает свирепую пыль.

Втискиваемся в кабину, Бжалава ерзает и занимает столько же места, сколько я и шофер вместе, унылая дорога прыгает за окошком, швыряется пылью и визжит под колесами на поворотах, парень гонит лихо — не пуганный автоинспекторами пустынный водитель.

— Работать сюда приехал? — спрашивает Бжалава.

Вижу насквозь: отлично знает, кто я такой, сказали там, в тресте, когда освобождали мне жизненное пространство в самолете, но Бжалаве притвориться незнающим выгодно, поскольку он вряд ли стал бы просить корреспондента, а сейчас — не знаю, и вся недолга́.

— Работать, — говорю я, не вдаваясь в подробности. — Мимо конторы проскочим? — спрашиваю шофера.